Юрий Кибиров
Неопубликованное интервью
Зимой 2002 года я собрался в Москву просто так. Не по работе, то есть, а вот - попасть на один концерт, на один квартирник, познакомиться с двумя-тремя людьми, увидеть двух-трёх уже знакомых - и домой. Как-то так случайно вышло, что об этих моих планах узнали друзья из газеты "Молодёжная Палитра", которая издавалась, кстати, вот прямо в том же клубе, где в последний раз играл Броневик. - А на какой концерт ты хочешь попасть? - спросили они меня. Я ответил. О!! - сказали они. Ты увидишь Умку!!! А давай ты возьмёшь у неё интервью?! Для НАС?!
Имея к журналистике весьма косвенное отношение - пара лет на игрушечном пединститутском телевидении в качестве оператора, вот и всё - я, разумеется, стал отнекиваться. Но мы же дадим тебе ДИКТОФОН! - сказали палитровцы, и звучало это почти как "я дам вам парабеллум", то есть отказаться было уже нереально. Вооружённый диктофоном, я не мог не превратиться в опытную акулу пера.
О чём хоть спрашивать-то? - уныло бормотал я, вертя в руках серо-стальную коробочку, в которую только что затолкали специально для меня купленные сверхмощные батарейки. Да о чём хочешь! - говорили мне. Главное, что это будет интервью ДЛЯ НАС!
Я приехал,
попал на концерт - это был концерт Броневичка, конечно же, - и договорился с
Аней об эксклюзивном интервью для астраханской прессы. Что из этого вышло -
вы сейчас прочтёте, если захотите, а я только пару слов скажу о дальнейшей судьбе
текста.
Когда расшифровка
была закончена, стало понятно, что газета формата "Палитры" может
печатать это интервью добрых года полтора - с продолжением, как Пионерская Правда
- Кира Булычёва. Ну или же текст надо сократить до трёх абзацев, но жалко ведь
СОВСЕМ выкидывать остальное. Тогда Аня - которая всё равно правила расшифровку
- предложила вывесить полную версию на сайт, а в газету дать вариант с сокращениями.
Был согласован даже текст сокращений. Ну а дальше такая картина - Аня говорит,
что посылает интервью вебмастеру, я начинаю искать хозяев диктофона, и в эти
же дни насмерть валится сервер, на котором физически лежит умка.ру, а ребята
из Палитры говорят, что больше, скорей всего, номеров не будет. Текст остаётся
нам на долгую память :) После восстановления ресурса умка.ру в разделе интервью
того текста не оказалось, и я всё забывал спросить Аню - не надо ли переотправить
ей интервью ещё раз. Ну а потом и вовсе забыл про эту историю - и вспомнил только
вот во время последнего приезда Броневика в Астрахань, когда увидел, как Аня
даёт сеанс одновременных интервью двум-трём особо настойчивым представителям
местной молодёжи ;) Короче, вот:
Интервью с Умкой
23 января 2002 года
Юра: Начнём
с того – любишь ты давать интервью или нет?
Умка: Раньше я отказывалась давать интервью, считая, что это очень круто...
Ю: Круто отказываться?
У: Да.... и что все журналисты гады.. а потом я поняла, что когда журналисты
– гады, они и так
какую-нибудь ерунду напишут. Когда журналисты нормальные, а лучше всего совсем
не
журналисты, а просто друзья – то они всё равно нормально напишут, поэтому лучше
не
выпендриваться и дать им интервью – подумаешь, жалко, что ли.
Ю: Чего было больше, каких интервью было больше – которые тебе нравились или
которые тебе не
нравились?..
У: Интервью уже все были хорошие, потому что я... ну, то есть я следила за тем,
как их... как
получается результат. Я больше всего люблю давать интервью в письменном виде.
То есть мне
задают вопросы в письменном виде, лучше всего на компьютере, а я в письменном
виде отвечаю...
Ю: Но тогда исключается, в общем, возможность как-то... дополнительных вопросов
каких-то... как бы
анкета, да?
У: Почему?!
Ю: А, то есть вживую...
У: Вживую, да.
Ю: Слушай, а вот был чат, да? Чат был или чата не было?
У: Чат был, он был очень дурацкий. То есть то, что ему предшествовало, когда
мне задавали
вопросы просто вот эти ребята из рокмьюзик.ру – было гораздо интереснее. Потому
что они
задавали всё-таки по существу какие-то вопросы там интересные всякие... там
про пластинки, про
всякую... жизнь. А это было просто – "Ой, привет, вот я пришёл, когда ты
вернёшь мне шарф...
можно ли зайти к тебе в гости..." Ну, что-то там как-то... междусобойчик.
Ю: Знакомая проблема.
У: Но вообще чат, мне кажется, – это самое бесполезное времяпрепровождение человеческих
организмов, какое только может быть. Вот. Я-то думала, что это будет такое...
большое, как бы
расширенное интервью... а получилось вообще...
Ю: Чат чату рознь, вообще-то...
У: Наверное. Я, вообще, мало в этом...
Ю: Есть другие способы, другие чаты... Но ладно, а то это я сейчас тогда буду
давать интервью...
У: Давай!
Ю: По поводу чатов – нет, нет, это долго...
У:
Я пару раз в это дело попадала... И каждый раз с ужасом оттуда выскакивала.
Потому что это то
же самое, что обычный... просто трёп за бутылкой пива, только замедленный и
поэтому особенно
глупый.
Ю: Ну ладно. Всё-таки к журналистам. Вот ходят такие всякие разговоры, предубеждения,
что
журналистов Умка не любит. Есть какая-то основа под этим?
У: Нет, просто...
Ю: Я помню, как Тамилла нервничала перед съёмкой в бомбоубежище и так далее...
У: Ну, зато она вела себя потом в результате очень хорошо... И у неё получился
неплохой
результат. А... Нет, мне пару-тройку раз в жизни попадались совершенно непрошибаемые
личности. То есть приходит к тебе человек... или даже не приходит к тебе, а
просто сам по себе
сочиняет нечто, вот у него есть такое предубеждение – он работает в этом предубеждении.
Что
вот, там... вот, хиппи, там... что-нибудь там ещё... андерграунд... неприятие
каких-нибудь там
устоев... я уж даже не знаю чего...
Ю: Про мать 12 детей я всем, кому могу, рассказываю.
У: Мать 12 детей? Я не знаю...
Ю: Это твоя метафора. Вот. Тебе рассказать? Заново?
У: Ну, можешь рассказать, потому что я не помню... А!! То, что они меня любят
за то, что я мать 12
детей...
Ю: Да...
У: Кстати, мы с тобой вот сейчас, сами не заметив, породили замечательный миф.
Не будем его
рушить.
Ю: О чём?
У: Что я – мать 12 детей.
Ю: Хорошо.
У: Просто любая, каждая мелочь приобретает сразу... ну, поскольку я не являюсь
по-настоящему
частью шоу-бизнеса, и то, что со мной происходит, это такая как бы уменьшенная
картина,
карикатура такая... на всё, что там по-большому должно происходить. То есть
по-большому – это
очень хорошее выражение, я от него не отказываюсь... Соответственно, происходит
маленькое
говно, не большое говно, а маленькое... такое, локальное, и с ним можно даже
справиться. Вот. Я
даже не знаю, всерьёз – как это бывает. Но уже на этих маленьких механизмах,
в которые мы
попадаем, видно, как оно работает. Оно работает очень смешно и очень по-дурацки.
Все вот эти
механизмы функционирования человека, который выходит на сцену, функционирования
его в
общественном сознании – это очень, очень смешно. Как вот тут мне зачастую цитируют
Курёхина
по поводу того, что когда человек общается с журналистом, то либо журналист
его выставит
идиотом, либо он – журналиста. Такая происходит между ними... соревнование такое.
Ю: Насчёт шоу-бизнеса, кстати. Очень много спрашивает людей – почему вот Аня
не хочет... в шоу-
бизнес... почему?
У: А дело в том, что… это история с Неуловимым Джо. То есть они нам не нужны
постольку,
поскольку мы им не нужны.
Ю: Ну, я
знаю твоих друзей хороших, которые уверены, что через год тебя будут знать...
Боря:...Они нам не нужны постольку, поскольку они НИКОМУ не нужны! Они навязали
себя всем
посредством денег. Больших.
У: Да не очень-то и больших... Кстати, чем выше по этой лесенке подымаешься,
тем больше
понимаешь, что можно сравнить: я когда в юные годы пыталась там хипповать, всё
такое, я всегда
думала, что вот есть какие-то НАСТОЯЩИЕ хиппи, а есть вот такие люди вроде меня,
которые
просто очень хотят быть на них похожими, и всячески стараются. Вот. Потом проходит
некоторое
время, и я с изумлением обнаруживаю, что вот теперь Я считаюсь настоящей хиппи,
а есть какие-
то молодые люди, которые очень хотят быть на меня похожи, а таких вот НАСТОЯЩИХ
хиппи как
таковых – в общем-то их то ли нету, то ли я уже в них превратилась, то ли вообще
это всё один
большой миф.
Б: Насчёт "нужны-не нужны" спросите любого человека: ему нужен Филипп
Киркоров? Он
ответит – нет. Спросите его – тебе нужна группа "Сплин"? Он ответит
– нет.
У: Неправда, Боря, неправда, Боря! Он скажет – да! И Филипп Киркоров нужен домохозяйке,
и
Сплин нужен пэтэушнику, так что не надо.
Б: Я не считаю домохозяек и пэтэушников нормальными людьми.
У: А. Так ты не сказал "нормального". Ты сказал "любого"
человека.
Ю: То есть ты хочешь сказать, что с шоу-бизнесом то же, что и с хиппи?
У: Я – нет... я хочу сказать, что с шоу-бизнесом
Б: Начинаю звереть по мере процесса... (уходит)
У: Я хочу сказать, что по мере восхождения по какой-то вот этой условной лесенке...
допустим, вот
мы играли только, скажем, бесплатные концерты... только для своих. А потом мы
стали играть
только очень дешёвые концерты, тоже только для своих. А потом мы стали играть
более-менее
нормальные концерты, уже как бы для всех, и туда приходит много народу, и так
далее. А вот –
про нас статья в Огоньке, там, что-нибудь ещё, показали нас по телевизору, вот...
и что это – и уже
ВДРУГ оказывается, что какие-то подходят ко мне молодые совершенно люди и говорят:
“вот
скажи, пожалуйста, не знаешь ли ты, как нам выйти на Реал-Рекордз, например?”
Я говорю (это
буквально вчера), я говорю – а я понятия не имею... “А вот ты не знаешь, вообще
как вот – у меня
есть одна такая группа там замечательная... допустим, из Новосибирска... вот
надо им помочь...” Я
говорю – если б я знала, как! Вот я знаю Ковригу – больше я никого не знаю...
Если б я знала... если
бы КТО-НИБУДЬ даже знал, как помочь, из моих знакомых... может быть, кто-нибудь
занялся бы
тем, чтобы, скажем, мои диски где-нибудь продавались или издавались. Вот...
Ну, всё это очень
относительно, оказывается. То есть выясняется, что среди вот этих вот так называемых
андерграундных, я подчёркиваю – так называемых, потому что сейчас нет никакого
андерграунда
и быть не может, поскольку всё можно... пока что, по крайней мере... вот, среди
этого так
называемого андерграунда получается, что мы как бы самые... ну, даже не сказать
раскрученные,
потому что нас никто не раскручивал... мы самые востребованные. Вот. Но, в общем,
всё это, всё
это – какие-то детские игры. Надо...
Ю: Тем не менее, детские игры...
У: Надо играть хорошо и вести себя, как приличные люди... И тогда всё будет
нормально.
Ю: Когда появляются статьи в Огоньке, когда есть радио – тебя больше знают,
опять же...
У: Радио нету. Во всяком случае, в Москве. Это самое радио-плэй – у нас нету
его. Нас не крутят.
Ну а может быть – оно и хорошо. Потому что если бы человек слышал песню "Голос
мой дом" по
двадцать раз на дню... может быть, он её возненавидел бы, точно так же, как
любую попсу. Может
быть. Я не знаю, как это работает. Во всяком случае, когда Я слышу... если бы
я слушала радио...
Ю: Да, ты не слушаешь радио.
У: Я не слушаю радио, не смотрю телевизор и так далее... но не принципиально,
просто у меня
времени нет. Но когда МНЕ пытаются десять раз на дню навязать одно и то же,
я начинаю это
просто ненавидеть – и всё. Даже если оно изначально было более-менее ничего.
Вообще тяжёлая
ротация кажется мне очень неправильным методом. Ну, меня, слава Богу, никто
не спрашивает.
Ю: Ну, действенный зато метод...
У: Не знаю, что тут действенного... Для кого действенно?
Ю: Ну, скажем так – для тех, кого крутят. В тяжёлой ротации.
У: А где ж он действенный? Их считают – ага, вот эти люди есть в тяжёлой ротации.
Значит мы их,
допустим, пригласим к себе в Тюмень или в Таганрог... и они соберут Дворец Спорта.
Но если б
это была не тяжёлая ротация, а если бы крутили, скажем, целый альбом, ну или...
ну то есть не
брали бы один-два номера... не крутили бы их всё время... мне кажется, это было
бы лучше и для
артистов, и для слушателей главным образом, потому что слушать им, бедным, приходится
всё
время одно и то же. Вдалбливание чего-то в сознание... то есть исходя из того,
что слушатель –
полный идиот... я не знаю, зачем это нужно. То есть считается, что это так называемое
оболванивание... оболванить нормального человека, не являющегося болваном, конечно,
нельзя.
Но у него можно вызвать стойкий рвотный рефлекс. И это, по-моему, происходит.
Ю: Вот когда ты про Таганрог сказала – я вспомнил опять же.. известно, что у
тебя очень много друзей по
всему миру разбросано, да?
У: Есть такое дело, да.
Ю: Вот... Их... БОльшая их часть нашлась, скажем так, ДО того, как вы стали
раскрученными... ну, грубо
говоря... – или после? То есть этим последним временам вы обязаны какими-то
новыми знакомствами?
У: Ну да, Интернету, главным образом. Вот ты, например :)
Ю: Я вас слышал в 92-м году... и как бы просто дождался возможности.
У: Ну так вот в основном все интернетные знакомые таковы.
Ю: Мгм. То есть всё равно слышали где-то, как-то...
У: Да, либо на кассетах....
Ю: Ну а есть ли люди, которые сейчас вот увидели, скажем, у Диброва, и сказали
– о...
У: Есть такие, да. Иногда появляются вот на концертах... я всегда отслеживаю
новые лица.
Особенно людей постарше. Потому что...
Ю: На концертах?! там темно и...
У: Не знаю... ну и в перерывах... и так я в зал смотрю – вижу новые лица. Интересно.
А людей
постарше всегда заметно. Они как-то... поскольку их меньше... молодёжь друг
от друга узнаёт, а
вот такие люди постарше – они как бы не тусуются, они, например, могли бы увидеть
меня уДиброва.
Ну вот... узнать, что есть концерт, прийти на концерт... они потом подходят,
жмут руку...
Это каждый раз очень... То есть не то что я не ценю более юную аудиторию! Наоборот,
очень их
люблю даже. Но вот эти, которые постарше, то есть такие, как я или даже старше
– это всегда
каждый раз такой привет из старых времён. Потому что мы же играем, в общем,
такую музыку,
которую мы всегда слушали, всю жизнь. Такую, на более старой основе стоЯщую.
Такой
традиционный вполне рок. С потугами на... ну, то есть не то что "русский
рок", а с потугами на
какую-то связь с мировым движением.
Ю: Думаешь, старшие это лучше понимают?
У: Думаю, старшие начинали как и мы – с того, что они слушали вот это всё. То
есть для них не
Гребенщиков был первой пластинкой, а, там, допустим, Битлз. Ну, грубо говоря.
Это не значит,
что я вижу что-то очень плохое в Гребенщикове. Я вообще об этом отказываюсь
говорить.
Ю: У меня Гребенщиков был первой пластинкой...
У: Ну вот, видишь, как ты попал :) Ну а в результате... Кстати, Гребенщиков
же тоже... не
Гребенщикова слушал. А именно как раз западных товарищей. (пауза) Давай поговорим
о чём-
нибудь таком, о чём мы обычно ни с кем не говорим, а то у нас всё вертится вокруг
того же самого.
Ю: Я об этом думал, когда нажимал на кнопку, но как-то...
У: Опять съехало на это.
Ю: Угу.
У: Шоу-бизнес. Деньги, не деньги. Пластинки, не пластинки... русский рок, не
русский рок...
Ю: Ну, в конце концов, ребята, для которых это всё – они не слышали.... у них
есть диски, они больше
ничего не знают. Ну, будут иметь представление.
У: Ну-ну.
Ю: А ещё о чём... (озираясь по комнате, натыкаюсь взглядом на толпу, иначе не
скажешь, мягких игрушек
на тумбочке... человек двадцать зверей... разных) Игрушки. Ты любишь игрушки?
У тебя их масса.
У: Игрушки. Мягкие звери?
Ю: Да.
У: Ну, это друзья, это не игрушки.
Ю: Друзья дарили, или...
У: Это мои друзья. Ну, и друзья дарили. И это тоже друзья. Часть из них очень
старые.
Ю: Как человек, только что переживший переезд, я...
У: Я их, бедных, за собой таскаю...
Ю: На каждую квартиру?
У: Ну да. Дело в том, что у меня же аллергия... я не могу живых зверей заводить.
А на таких у меня
нет аллергии. А они тоже тёплые и мягкие. И очень симпатичные. Их, кстати, не
так уж много,
бывает... у некоторых людей... значительно больше. У нас тут очень строгий подбор.
Фэйс-контроль.
Ю: Пингвины и тюлени есть?
У: Конечно. Вон пингвин, вон тюлень.
Ю: Ага (рассмотрев обоих зверей).
У: Это ж как раз про них. Изначально. Я на них смотрела – и начала сочинять.
Ю: А помнишь, ты говорила в леттере – давно ещё... очень интересно, когда ты
начинаешь рассказывать,
откуда песня пришла... была идея это продолжать, но это каждый раз по какому-то
поводу вспоминается,
да?
У: Я знаю про каждую песню. Откуда она взялась.
Ю: Это да, но не каждый раз рассказываешь об этом? Смысл...
У: Спрашивайте – отвечаем... А смысл – это не смысл... это origin, так сказать.
Ю: Смысл – я хотел сказать, смысл этой процедуры... рассказывания... есть ли
он вообще? То есть может
быть – оно лучше бы и не знать?
У: Да это уж как хочешь. Хочешь знать – знай. Не хочешь – не знай.
Ю: Но то есть ты ничего не имеешь против...
У: Абсолютно. Если я чего-то не хочу рассказать, так я и не буду.
Ю: Хорошо. То есть можно тогда про последний альбом... потому что... ну вот
скажем: в последний альбом
не вошла песня, которую мы с Алькой слышали.
У: А, про сон?
Ю: Да. Мы её ожидали всё-таки.
У: Мы её даже записали. И не стали включать. Потому что она очень слабая. На
самом деле. Так
бывает, когда некоторое время ничего не сочиняешь... потом они начинают идти
таким куском...
ну, там, десять, пятнадцать песен подряд... приблизительно. И вот обычно из
них первые – самые
такие... Неинтересные. Они обычно отпадают.
Ю: То есть это было начало.
У: Да, это было начало всего того куска, который начался с "Метронома".
Практически на
"Заначке" все песни... почти все песни идут по порядку сочинения.
Это внутреннюю логику такую
даёт.
Ю: То есть вот “Метроном”.
У: Метроном – ну, ты был на той квартире.
Ю: На той – это Марьина роща?
У: Да, да. Там было два метронома.
Ю: Я не видел.
У: Деревянных, старых. Со стрелочкой. И мы решили раз в кои-то веки попробовать
поиграть под
метроном. Ну, всё это вылилось в то, что через десять минут играния я сказала,
что я сочинила
песню и пошла в соседнюю комнату, и вышла оттуда с текстом уже. Там очень смешно,
потому что
песня не имеет никаких сексуальных коннотаций, а получилось... в общем, я, на
самом деле,
облажалась – то есть я запендюрила туда ненужный и отсутствующий там смысл.
Ю: Алька сказала так... когда я сказал, что вот, возникло такое разночтение...
она сказала: "Играть?!! Ха."
Под метроном то есть.
У: Нет, конечно играть. Мне это даже немножко как-то совестно, потому что я
просто не уловила
лишний смысл... ну мало ли, у кого не бывает. Какое-нибудь "узрюли русской
Терпсихоры... " ещё
хуже... Ты знаешь эту штуку?
Ю: Не-не, расскажи
У: Ну как. Ну там это из какого-то Пушкина – "Узрю ли русской Терпсихоры...
" А Кручёных
издевался, что "узрюли" – это глаза... Ну и не говоря уже о разных
других ляпах наших классиков.
Ю: А вот эта штука, которая... вторая... Дырки да заплатки. То есть я с большим
удивлением там
улавливал некие цитаты из известного товарища...
У: Не цитаты, а коннотации, я бы сказала.
Ю: Да... вот, потом всё равно не поверил своим ушам, спрашивал у тебя – так
это ли нет... как это
вообще случилось?
У: А нам просто рассказывали какие-то детали, связанные там с последними концертами...
То есть
нельзя говорить, что это конкретно ПРО кого-то. Потому что я этого "кого-то"
очень слабо знаю,
лично не знаю совсем, а по песням тоже практически не знаю... Но я как-то чувствую,
что есть
такая фигура, где-то, может быть, в чём-то очень близкая... и очень огромная
фигура, если можно
так сказать. И, в общем... стала про это думать – получилась вот такая штука.
Ю: Да, очень странно, что вы не пересеклись. Потому что, скажем так – разговоры
о Введенском и о... о
тех вещах... они очень совпадают. Твои интервью и его – настолько поразительно...
что я, по-моему, уже
спрашивал...
У: Я подозреваю, что Введенский... я, правда, никогда почему-то Сергея Летова
не спрашивала об
этом... но я подозреваю, что Введенский у Егора Летова изначально был, может
быть, даже от меня.
Потому что мы с Сергеем Летовым по всяким обэриутским поводам общались в 85-м
году... да, мы
устраивали всякие обэриутские сейшена, они там играли джаз... я читала дурацкие
доклады...
звали поэтов, художников... И Летов там несколько раз выступал на этих делах...
И вокруг всё
время болтались какие-то обэриутские тексты... Я раздавала очень много Введенского...
Ю: Больше всего ты раздала через "Юность", я так понимаю
У: Нееет! Больше всего я раздала чисто... руками.
Ю: Ну, многотысячный тираж... девятого номера, по-моему... за 87 год. Я помню,
я обалдел, когда ты
сказала, что это ты...
У: Это я, да.
Ю: Специально полез и нашёл... да.
У: Да. Ну, если была бы возможность, мы бы тогда сделали гораздо больше. В общем,
каждая такая
публикация – это было целое дело.
Ю:
Тогда-то это, по-моему, нормально воспринималось.
У: Мне, кстати, Таня рассказывала...
Ю: С Таганрога?
У: Да... Рассказывала, как они журнал "Театр" нашли чуть ли не на
помойке... Тот, который мы
составляли – обэриутский номер. Да... Не, ну я не знаю, может быть, надо спросить
у Сергея,
проверить... потому что вообще, конечно, ходил Введенский и ардисовский переснятый,
а у меня
он был просто перепечатанный на машинке, было снято очень много копий, ксероксов,
и я прямо
его пропагандировала... потому что мне казалось, что это то, чего... ОТЧАЯННО
не хватает всей
вот этой вот... вообще всей тусовке, я даже не знаю, как её назвать. Предперестроечная
– была
очень интересная такая... среда... Которая потом немало пострадала в результате
своего
расслоения и превращения части тусовки во что-то официальное. В общем, плохо,
конечно, как
всякий выход на поверхность – плохо повлияло... Ну, мне казалось, что этого
невероятно не
хватает в этом сознании... И что это именно тот пробел, который надо обязательно
заполнить.
Именно этим. Потому что – все пытались что-то там с подсознанием... экспериментировать
там,
мудрить... но по-русски лучше Введенского никто этого не делал никогда.
Ю: А вот то, что в то время, да и, в общем-то до сих пор, стал популярен Хармс,
почти нездоровым
образом...
У: А Хармс.. как раз... как раз всегда был популярен. То есть он и тогда был
популярен, и потом...
Хармс как раз был предсказуемо очень популярен, потому что... этот чёрный юморок
там.. Причём
опять же – какой Хармс был популярен – не всякий же.
Ю: Многие до сих пор уверены, что вот эти анекдоты литературные там... "Достоевский,
царствие ему
небесное"... связывают их с именем Хармса...
У: Ну нет, несколько раз это уже прояснялось... На вполне официальном уровне.
Может быть, в
конце концов, люди перестанут уже так считать. Да сейчас мне кажется, что это
не так уж и важно.
Ну, подумаешь.. Ну, считают Хармсом, ну, не считают Хармсом. Но на самом деле
ясно же, что это
не Хармс? Ну и всё... Это когда я была большим филологом – мне казалось, что
это имеет какое-то
значение.
Ю: Дальше по диску. Третье – то, где "дайте мне соскучиться по этой стране."
Откуда такое
настроение...
У: Нет, ты лучше спроси, откуда цитата "С горы упасть невозможно."
Ю: Так... откуда?
У: Это из “Бродяг Дхармы” цитата.
Ю: Ага.
У: Так же как и "а себе сказал – я в дороге на небеса." Это там, в
конце, когда на гору залезли... и
этот сам, как бы... лирический герой... побоялся лезть до конца... Сидел, вжавшись
в такую нишу в
камне. Вот. А потом его друг, который наверх слазил, он побежал вниз и крикнул
ему – мол, беги,
не бойся... “и тут я понял, что с горы упасть невозможно” – и побежал. И какое
это было лихое
ощущение... такого полёта... У меня этот припевчик очень долго вертелся в башке...
несколько лет.
С тех пор, как я это переводила. Я думала – вот хороший припев для песни. А
тут вдруг оно так
легло на... на такое настроение. Ну, поехали мы с Борей в Англию. И там это
всё и сочинилось.
Очень захотелось так как-то... отдохнуть. И... получилось. То есть что такое
"отдохнуть" – это
просто по-другому устать. Устать другим каким-нибудь способом. Посмотреть что-то
новое,
сменить обстановку... так вот. Сейчас этого уже вовсе нет. То есть никаких идей
относительно того,
чтоб можно
было сменить обстановку таким образом надолго – этого ничего у меня нет в голове.
Ну, побыли там месяц, потом ещё месяц – по-моему, очень хорошо подействовало...
Ю: Больше не хочется?
У: Ну то есть хочется покататься, но так, чтоб по-серьёзному... надолго... с
какой-то, не дай Бог,
работой... – не-а, не хочется.
Ю: “Дерево без корней”.
У: Это о том же самом.
Ю: Понятно, что о том же самом... А какая-то история возникновения есть?
У: Тоже был припев, который долго сидел в голове... и ждал своей песни. Вот
я её сочинила – она
была немножко другая по гармонии. И Боря сказал, что это неизлечимая вещь, что
она КСП-шная
и вообще дурацкая... м-м-м, как он сказал? – "самая злостная твоя композиция."
Я очень
огорчилась, а потом я ушла погулять, вернулась – а Боря с Дэном уже её вылечили,
там буквально
пару фа-мажорчиков добавили, и стало значительно веселее сразу. И оказалось,
что в ней какой-то
хитовый потенциал такой заложен. Как это ни смешно.
Ю: Вот меня обычно после неё и начинают спрашивать – ПОЧЕМУ этого нигде нет?
Как же так?
У: Ну вот. А представь себе – “Дерево без корней”, допустим, в тяжёлой ротации.
Ю: Ну и что? Сколько раз подряд я слушал целиком "Заначку"...
У: То целиком, а то... Опротивеет. Моментально. Причём я знаю нескольких человек,
которым в
голову влазило это “Дерево без корней”, и уже на третий день, даже без всякой
ротации, они уже
просто молили о пощаде. Такая приставучая вещь. Я даже не знаю, хорошо это или
плохо.
Ю: Наверно, всё-таки хорошо.
У: Не знаю. Должны какие-то выходы быть.
Ю: Бывают приставучие по-плохому вещи... когда стоишь на остановке и какая-то
дрянь влезет в голову...
это да...
У: Ну да, но всё равно... приставучая – зачем её для этого ещё и крутить столько
раз – я не знаю. Я
ходила лечиться – ложишься на кушетку, там тебе, допустим, иголки ставят; ставят
– и включают
радио. И там, по этому радио, допустим, поётся песня "Девочка плачет –
девочки смеются".
Которая САМА ПО СЕБЕ, в общем-то, не самая худшая песня в мире. То есть один
раз её
послушать – ну, так... милая мелодия... человек поёт хорошо... всё такое. Но
вот когда это
КАЖДЫЙ раз, когда я ложусь на эту кушетку... каждый раз она играет по два раза...
Уже как-то
начинаешь сомневаться... зачем это делается... И не вредительство ли это по
отношению к автору
песни :)
Ю: Автор очень рад, я думаю.
У: Может быть. А может быть, и нет.
Ю: Следующая песня – про пингвинов и тюленей. Насколько я понимаю, она довольно
болезненно
сочинялась...
У: Болезненно в том смысле, что у меня просто болела голова...
Ю: ... многие
это ощущали непосредственно.
У: Она очень просто сочинилась, моментально. Просто у меня очень болела голова,
и я лежала...
там же, на Марьиной роще... Не могла голову повернуть и смотрела прямо перед
собой, а прямо
передо мной была тумбочка вот с этими персонажами. И я вдруг стала перечисление
зверей
сочинять, а потом, когда уже кончилось перечисление зверей, я поняла, что это
не совсем про этих
зверей, а про более... смертных. И которых, соответственно, хуже можно замучить.
Ю: Это тогда же было, когда мы были с Алькой? Потому что ты говорила, что есть
песня про зверей, но
она ещё не существует...
У: Да, да, это прям вот тогда же было, вы пришли, может, на следующий день,
когда у меня уже
немножко она прошла, эта башка... Вот. Ну и... мы сами обалдели, когда её стали
делать,
записывать. Повторять её было очень сложно. Мы постарались всё сразу быстренько
записать, чтоб
не повторять.
Ю: Повторять – в смысле, дубли делать?
У: Ну да. Кстати говоря, наш художник Рома сказал, что это... как-то он сказал...
то ли детский сад,
то ли пионерская радиопостановка... “Театр юного зрителя” – вот как он сказал.
То есть вот этот
пафос... отчаянный... некоторые его... то есть многие его... так это всерьёз
принимают. А он тоже
принял его всерьёз, но он, видимо, считает, что негоже так раскисать. Ну да,
я себе редко вообще
позволяю такое раскисание, но тут же опять же не про людей всё-таки, а про зверей.
Если бы такое
было про людей, это было бы, конечно, свинство и слюнтяйcтво. Но поскольку это
про зверей, то я
думаю, что это ничего... нормально. Можно себе позволить. Потому что – во-первых,
они не
понимают. Вот... Во-вторых... ну, можно раз в жизни попытаться действительно
сильные
ощущения передать.
Ю: Про молоток, который должен был высовываться из динамиков, я помню...
У: А, да, да!
Ю: В общем, да... высовывается...
У: Ну вот, видимо, этот театральный эффект и показался Роме слишком театральным.
Не знаю.
Как на "Вельтшмерце" рисовать человека, искорёженного болью... в процессе
уринации... так он
первый. А как про зверей песню, так она... Может быть, она на него тоже слишком
сильно
действует, и ему это не нравится, я допускаю этот момент.
Ю: Кстати, идея обложки – это он, или это было сообща или...
У: Идея обложки – это он, потому что сначала пластинка называлась "Дерево
без корней," а Рома
сказал – я, как дерево без корней рисовать, не знаю... а как заначку рисовать
– я очень хорошо
знаю. Вот он её и нарисовал.
Ю: А с “Вельтшмерцем” как?
У: А с “Вельтшмерцем”... Ну, вообще всё это – два раза подряд то есть – всё
было по почте... По
электронной почте. Это [обложку к “Заначке”] он прислал из Севастополя... А
“Вельтшмерц” он
вообще даже не слушал, когда нарисовал. Он был в Берлине в этот момент...
Ю: А, то есть самое то место, чтобы...
У: ... и мы ему написали, что Рома, у нас вот новый альбом, он такой очень мрачный,
там жёсткая
гитарная музыка. Вот он и нарисовал жёсткую гитарную музыку... В общем, оно
так... придало
некоторого чёрного юмора... концепции, я бы сказала. Кстати говоря, идея обложки
"Беста"
исключительно
принадлежит тоже Роме... То есть чтобы там был козёл, который говорил бы "Бе-е-
е-ест!" – мне бы в жизни такое в голову не пришло. То есть, может быть,
пришло бы, но вот не
пришло. Пришло Роме – и получилось как раз хорошо и изящно. Потому что вообще
идея "беста"
абсолютно некоммерческой команды – это... это смешно. Это может только в самом
ироничном
ключе восприниматься.
Ю: То есть название пластинки – тоже... его?
У: Бе-е-е-ест? Это он придумал, да. А все думают – какая Умка остроумная! Вот
как она здорово
вышла из положения! А на самом деле это Рома всё. Вот. А с разворотом [“Беста”]
вся идея –
Борина.
Ю: А там ещё некий план, про который, кажется, Дима Геккон сказал, можно найти
каждую заначку... в
той комнате, руководствуясь планом... на тыльной стороне...
У: Что? Какой ещё план?
Ю: Ну, там на тыльной стороне изображено какое-то подобие схемы... и крестиками
помечены...
У: А, план. Да, да. Нет. Это несуществующая квартира.
Ю: То есть она на рисунках в другом месте не всплывает?
У: Нет, нет. Нет, ну можно, конечно, себе такую поставить задачу...
Ю: Смотреть можно долго.
У: Ну это... можно, да... вспомнить всякие классические рок-обложки... как там
у Grateful Dead,
например, написано непонятными совершенно буквами, которые все пытаются прочесть.
Неизвестно, что там написано. Или как там на “Сержанте” все вычисляют этих людей,
которые
там находятся... Ну, и многое другое.
Ю: Дальше было про "Никому не принадлежишь." Дальше была летняя сторона
вообще... то есть по
хронологии зимняя и летняя – сильно разнятся, или зима плавно в лето перешла?
У: М-м-м. Сейчас я скажу. Нет, не плавно, не плавно. Там было месяца три полного
перерыва. Мы
записали эти пять песен и уехали, собственно, в Крым. И вот там я сочинила "Никому
не
принадлежишь", "Небесную дверь", без слов ещё тогда... и "Уважаемых
пассажиров." Ну, то есть –
всё по-честному. И, в общем, "Заначку" – тоже летом, но уже здесь.
Ну то есть мы сначала поехали в
Крым, вернулись...
Ю: Видеть создание "Заначки", собственно, мне довелось...
У: Да. Да. То есть ты сам можешь написать. "Никому не принадлежишь"
– про то, как живётся,
когда там находишься, у Бори в квартире. Там виноград вьётся вокруг окошек,
и пьяные друзья
под окном всё время сидят...
Ю: Крымский дом такой, частный, да?
У: Нет, это обычный дом многоэтажный... только он на берегу моря стоит :) Там
в квартире
прохладно, а снаружи жарко. Почему-то эта песня больше всего нравится всяким
таким старым
безобразникам, часто сильно пьющим. Они все говорят, что это - самое... Почему-то
очень
понравилась Силе. Хотя вообще Силя не любит музыку, и в частности не любит музыку
нашу. И
всячески это декларирует. Но вдруг вот эта песня – он мне прям рассказывал –
что он под неё там
что-то плакал... Правда, он, наверно, чего-нибудь выпил перед этим. Но всё равно
– приятно
Ю: Вот тот
“Рок-н-ролл”, который по звуку резко выбивается и очень напоминает старые записи...
У: Потому что мы его... поленились переписывать :)) Потому что у нас летом не
было... ну, в
общем, Боря-барабанщик летом пошёл в отказ, сказал, что мы отдыхаем...
Ю: Марков?
У: Марков, да. А на двух песнях, где есть барабаны – там Сева играет. Просто
нас выручил,
подъехал на студию. И как мы вообще всё это записывали – это слёзы. Потому что,
например,
“Заначку” (то есть песню) мы сначала записали на... ох... Борь! Боря! Уточни
тут варианты все.
Ю: Про шоу-бизнес мы уже не говорим.
У: Нет-нет, расскажи, как мы “Заначку” записали. Сначала на трёх акустических
гитарах, да? или
на двух, как там было? Сейчас Боря скажет всё... Потом сверху дописывали...
Б: Саму “Заначку”?
У: “Заначку”...
Б: Сначала на двух акустиках, очень плохих. Они там так и не прописались как
следует. Потом
Миша взял электрогитару, сыграл на ней басовую партию, эта басовая партия...
У: Нет, это в "Иногда не здесь".
Б: А, это в "Иногда не здесь"? А “Заначку”...
У: А! Мы сели вместе с Мишей, записали “Заначку”... Потом вы дописали эти голоса...
а потом
пришёл Сева и настучал сверху “Заначку” и “Иногда не здесь”. Просто на малом
барабане.
Правильно?
Б: Правильно.
У: Вот. Ну, в общем, вот так оно было. А в основе там тоже две акустики. Да?
Или там...
Б: Да.
У: Две простых акустических гитары, короче... а Миша на басу там играет, да?
Играл
одновременно на басу.. А пела я, наверно, наложением, да? Ну, в общем, это всё
записывалось не
так, как первая часть. Первую часть мы записывали – все вместе играли, потом
я пела голос, и соло-
гитару... вот. А эти мы как-то... дурацки. Это просто мы параллельно сводили,
дописывали какие-
то песни... И вот этот рок-н-ролл – мы сочинили его в процессе сведения пластинки...
то есть у них
был рок-н-ролл без слов. А у меня вдруг сделались слова. У них – это у Бори
с Дэном. Ну, я
пришла и говорю – вот, есть рок-н-ролл. Кстати, он ложится на вот этот вот ваш,
который вы чего-
то там... наскребли. И они стали его играть... и оно туда всё легло, и мы всё
это выстроили, и
записали прикидку на магнитофон. Послушали, подумали – о, как круто! Давайте
в таком виде и
загоним. Ну вот и загнали. “Иногда не здесь” тоже каким-то таким же... То есть
уже всё было
готово, какие-то были кусочки, которые было надо повтыкать... Мне вот очень
вдруг захотелось
сделать альбом сразу сейчас, целиком. Вот – надо, надо, надо... Кстати, после
этого я живу уже
почти полгода... так, совершенно спокойно. Не хочу ничего сочинять, не хочу
ничего издавать...
То есть всё-таки издать альбом из одних новых песен – это круто. Это как-то...
удовлетворение
какое-то приносит. Чего тебе ещё рассказать? Очень смешно записывали этот бриджик
после
“Небесной Двери”. Не бриджик, а вот этот вот кусочек. Да, я там восемь раз спела
одно и то же "ля-
ля-ля", причём я пришла, говорю – я знаю, сейчас я запишу... у меня был
кусок... просто...
гармоний, чередования гармоний, который я случайно подобрала там же, в Крыму.
И я думала,
какие там слова. Туда подобрать. И что-то гуляла по парку, сочинила туда слова...
Приехала на
студию, сразу записала... быстренько. Боря сверху гитарочку записал. И вот я...
этих ангелов... всё
придумала. А всё вместе – вот как оно улеглось – это мы второй раз когда уже
в конце лета
приехали в Крым, я одна поехала из Севастополя в Форос, и вот в автобусе я ехала
– и у меня вдруг
всё легло, как оно должно быть. То есть как оно будет подряд. И какие там между
песнями будут
эффекты. И как их записать – я это всё придумала... И у меня как такое кино
сразу... раз –
образовалось... и, в общем, я горжусь тем, как это получилось, это такая составительская
удача. Я,
как большой составитель, насоставляла сборников в своей жизни...
Ю: Чужих или своих?
У: Поэтических там всяких. Хармса, всех этих... Я просто люблю устраивать последовательности...
Ю: Угу... тоже доводилось.
У: Да. Я знаю :) И это – такое целое отдельное искусство. Как букетик составлять
или там стол
накрывать.
Ю: А свой альбом...
У: А свой альбом вообще очень интересно. Можно сделать всё, что угодно. Я думаю,
что если бы
эти песни не в таком порядке раскидать, а в каком-нибудь другом... и лишить
их этих... спаечек
шумовых... то, может, оно так клёво бы и не ложилось всё вместе.
Ю: Перед... эээ... “дырками и заплатками” – это умышленная цитата... этот взрыв...
или он просто
случайно нашёлся?
У: (тяжко) Оххх... Умышленная цитата ИЗ ЧЕГО?
Ю: Летов, “Сто лет одиночества”.
У: Я не знаю, я не слышала “Сто лет одиночества” :)
Ю: Начинается точно такими же взрывами, только тремя...
У: А, да?
Ю: Абсолютно.
У: Значит, это... дело в том, что этих взрывов было три.
Ю: Так.
У: Потому что это взрывы из... этого самого... ну, в общем, с диска. С “коллекции
звуков”. И,
наверное... Я не слушала “Сто лет одиночества”, видимо, он взял взрывы целиком...
Ю: Кто он?
У: Ну.. “Сто лет одиночества”.
Ю: А, он...
У: “Кто он”, да... Мы вообще хотели там другой звук, мы хотели звук авторалли.
Визг тормозов...
Но поскольку я уже гнала, мне хотелось скорей-скорей-скорей, авторалли нигде
не было, по радио
“Формулы-1” не было, по телевизору “Формулы-1” не было... Мы плюнули на это
дело и решили
сделать взрывы... Их было сначала три.
Ю: Чья идея была?
У: Взрывы? Моя. То есть я же не слушала и моя же идея... Не знаю, но то, что
вот это совпадение...
это лишний раз доказывает, что это правильно было сделано. Наверно. Вот. Потом
вот эти
денежки к “Заначке” очень классно записывали. Мы выгребли всю мелочь из карманов,
её
оказалось довольно мало, поэтому мы её три раза бросали на пол, записывали с
помощью
хорошего микрофона и накладывали... Скрип двери – это дверь там в студии, где
мы всё это
сводили... у Яна Сурвилло, да, ну ты там тоже был.
Ю: Как вы скрипучую дверь нашли там такую...
У: Там дверь именно которая ведёт... ну, где записываются комната... и вот туда
дверь – очень
скрипучая... и то, как скрип двери перерастает в этот слайд гитарный – мне очень
нравится...
Ю: Ну... я думаю, секретов можно больше не раскрывать...
У: Ну а чего – там ещё есть будильник, который Дэн придумал...
Ю: А, да, который в начале и...
У: Значит, будильник в начале – это тоже из “библиотеки звуков”. Хотя у него
звук РОВНО как у
нашего будильника. А будильник в конце – это мы придумали, то есть Дэн придумал,
конкретно...
что будет звенеть в конце этот будильник. Я говорю – раз ты такой умный, бери
будильник, езжай
на студию его записывать. Ну, он взял, поехал... Специально отдельно записал.
Вот. Мы его
продали на новогоднем аукционе за... триста, что ли... или за сто семьдесят
пять рублей... так как
он уже не действовал... Я-то думала его загнать за несколько тыщ баксов... не
удалось.
Ю: Он даже не звенел, хочешь сказать?
У: Он уже ничего не делал. Ну, вот такая вещь... мемориальная.
Ю: Угу. И крики зверей тоже из “библиотеки звуков”?.. вся летняя сторона...
У: Да, да... а поезда ходил Женя Гапеев записывать.
Ю: На что она записывал?
У: На ДАТ. На ДАТ-кассету, с магнитофоном... Или.. на ДАТ или.. Борь! По-моему,
на ДАТ, там
написано... В общем, он там даже столкнулся... На ДАТ-кассету Женя записывал
звуки, да?
Б: На мини-диск, по-моему.
У: На мини-диск? А по-моему, на ДАТ. Надо на “Заначке” посмотреть, там написано.
Дай диск
посмотреть.
Б: Как он мог записать на ДАТ-кассету, когда там магнитофон вот такой вот?
У: Да?
Б: Конечно.
У: Значит, на минидиск.
Ю: Как у Малышева, я так понимаю.
У:
Да, на минидиск.. с микрофоном... Он ходил на вокзал, причём ходил несколько
раз. Я ему
объяснила, где именно на Курском вокзале надо встать, чтобы как можно ХУЖЕ было
слышно, что
произносит тётя...
Ю: А, вот как... это даже специальное место...
У: Да, да!.. Мы этот диск тоже, к сожалению, загнали на этом аукционе... тоже
за какие-то сто или
двести рублей... Вот, там было семь раз записано "уважаемые пассажиры",
причём один раз это
было очень долго и там перечислялись... уезжает электричка... и там перечислялись
все станции от
Москвы до Петушков.
Ю: А!
У: Вот!
Ю: Каноническая штука.
У: Там всё – Серп и Молот, Карачарово... Всё как надо. И вообще Женя когда туда
ходил, там
какой-то пьяный бомж ударился об него головой... разбил ему губу... вообще,
там была целая
история... А потом он ходил и ещё записывал отдельно вот этот проезжающий поезд...
из одной
колонки в другую... что тоже нам очень удалось... мне кажется... или из одного
уха в другое... там
тоже семь или восемь вариантов.
Ю: Разве не в студии делали это переезжание из одного уха в другое?
У: Ну там всё равно, он же стоит с микрофоном, и поезд всё равно едет мимо микрофона.
Так что в
любом случае...
Ю: Ну там же не два микрофона... если два – будет стерео...
У: Не знаю. Ну, в общем, там и Ян что-то подводил, чтоб из одной в другую...
но оно и БЫЛО тоже
как-то... я не знаю, каким это было образом... Но как-то так классно получилось...
Ю: А мистер Собаков?
У: А мистер Собаков – это дэновская заслуга! То есть пока мы там не помню что
делали, ему было
дано задание записать каких-то голосов. Разных. И он записал разных голосов,
очень много... да,
вот в эту самую его обычную, собственно, “мыльницу”... в которую мы записали
“Рок-н-ролл”...
Мы её таскали на студию, чтобы там слушать, как получается запись на кассете.
И туда же прямо с
радио выписали какие-то куски... и мистер Собаков как-то в тему очень попал,
поэтому мы его
выделили... там мы много крутили... накладывали по шесть голосов разных друг
на друга, чтоб
было такое бормотание...
Ю: Что за волна была, интересно...
У: Разные были волны.
Ю: Про Собакова.
У: Ну, не знаю... Там ещё какие-то моджахедские вопли на совсем заднем плане.
Я не знаю,
говорят, что немножко там затянуто... Ну, мне нравится... Опять же, все спрашивают,
а намеренно
ли это... вот цитаты ли это... начинается сравнивание с каким-нибудь там Гребенщиковым...
с
каким-нибудь “Крематорием”... А я так скажу – что вот Kinks такими вещами занимались
в 60-е
годы.
Ю: Радио?
У: Ну, радио не радио, но всякие там взрывы, море.. птички, синички... .это
было многократно,
как и во всех других случаях – просто источник один.
Страница Умки: https://www.hippy.ru/umka/