вместе4

Альтернативная история

Евгений Балакирев
Сага о Системе

Текст Саги полностью вы можете прочесть
в библиотеке сайта или в журналах ВМЕСТЕ №2-4

"Он сказал, что некоторые маги были рассказчиками историй. На секунду он замолчал, очевидно, подыскивая подходящий пример, затем напомнил, что у индейцев яки существует свод исторических событий, который называется "памятные даты". Дон Хуан, будучи яки, с чувством заявил, что эти даты были перечнем их поражений и рассеяния.

– Итак, – обратился он ко мне, – что ты, как человек учёный, мог бы рассказать об изложении магом-рассказчиком историй, основанных на памятных датах? Скажем, истории о Калисто Муни, концовку которой он изменяет, и, вместо того, чтобы рассказывать, как Калисто Муни был схвачен и четвертован испанскими палачами, что соответствует действительности, он изображает Калисто Муни победоносным повстанцем, которому сопутствует успех в освобождении своего народа?

Я знал историю Калисто Муни. Он был индейцем из племени яки, который, согласно "памятным датам", поднял восстание против испанцев, но потерпел поражение, попал в плен и был казнён.

– Конечно, – начал я, – можно предположить, что изменение имевших место событий так, как ты это описал, являлось психологическим приёмом, как-то продиктованным пристрастием мага-рассказчика. Возможно также, что это было его личным, именно ему присущим способом смягчения разочарования. Я добавил, что мог бы даже назвать такого мага-рассказчика патриотом, потому что для него было немыслимо смириться с горечью поражения. Дон Хуан чуть не задохнулся от смеха.

– Но дело не в одном-единственном маге-рассказчике, – сказал он. – Они все так поступают.

– Тогда это является социально оправданным приёмом, призванным выразить желаемое представление всего общества об этом событии, – возразил я. – Общепринятым способом коллективного сбрасывания психологического стресса.

– Твои доводы разумны и убедительны, – сказал он, – но, поскольку твой дух мёртв, ты не способен увидеть изъян в своих рассуждениях. Рассказчик-маг, который изменил окончание реального сюжета, – сказал он, – делал это по указанию и при содействии духа. Поскольку он может манипулировать своей неуловимой связью с намерением, он действительно может изменять события. Рассказчик-маг, демонстрируя своё намерение, снимает шляпу, бросает её на землю и поворачивает на 360 градусов против часовой стрелки. При содействии духа это простое действие погружает его непосредственно в дух. Он позволяет своей мысли совершить скачок в непостижимое.

Дон Хуан поднял руку над головой и указал на небо над горизонтом. – Поскольку его чистое понимание является лазутчиком, исследующим эту безбрежность вне нас, – продолжал он, – рассказчик-маг знает без тени сомнения, что где-то в этой бесконечности в данный момент обрушивается дух. Калисто Муни является победителем. Он освободил свой народ. Его цель превзошла его личность". Карлос Кастанеда ("Сила безмолвия").

ХИППИ В СССР

В затхлой атмосфере брежневской эпохи, в недрах погружённых в спячку городов, возникло это странное движение. Как говорят, всё началось с обычной молодёжной моды, с увлечения всем западным (от музыки до джинсов), что тогда ассоциировалось со свободой. Эхо "золотых шестидесятых" глухо отозвалось на просторах родины: вчерашние студенты-комсомольцы бросились искать альтернативу лжи, убогости и серости "совка", а власти стали тихо и неторопливо их преследовать. Велась эта борьба в довольно мягких формах (время сталинщины было позади), но общая картина сильно отличалась от реалий более демократичных стран.

Советская специфика, конечно, отразилась на характере движения, однако, декларировались те же самые идеи, что на Западе (духовный поиск и любовь между людьми; свобода их реализации). Зачем же говорить, что не было в Союзе хиппи? Были! Период существования аутентичного хиппизма в СССР соответствует началу семидесятых годов (место действия – Москва, Ленинград, Рига). Дав толчок возникновению Системы, хиппи западного образца, впоследствии, на протяжении десятилетия сосуществовали с системными хиппи.

Система окончательно сформировалась как движение в Сибири, сохраняясь в этом регионе вплоть до наших дней – и, в целом, она больше характерна для провинции, чем для столиц, в которых больше интеллектуалов-одиночек (в том числе, своих людей). Здесь, на задворках Европы, вся идейная жизнь обречена на вторичность. Но жители России склонны принимать всё близко к сердцу и всерьёз (как когда-то – утопический социализм).

Советские хиппи, поэтому, были такими же настоящими, подлинными, как западные их предшественники. Что бы о них ни говорили, как не смеялись бы над их наивностью, над их идеализмом – эти люди создали культурную нишу. Благодаря их стараниям в нашей стране и возникло единое поле традиций и связей, объединяющее творческих людей из разных городов. Система предоставляла шанс любому человеку (независимо от социального происхождения) найти свой путь и реализоваться. В отличие от остальных неформальных движений, хиппи удалось создать свой мир и утвердить альтернативный образ жизни: его опорой выступала сеть флэтов, разбросанных по всей стране.

Первоначально Система отличалась большой гибкостью и открытым характером: системные хиппи общались с множеством разных людей. Движение переплеталось с интеллигенцией и богемой, поддерживало отношения с религиозными кругами. Шёл постоянный обмен информацией, накопление опыта. В 80-е годы Система стала широким и неоднородным движением: в него влилось большое количество нонконформистов, уже не подпадавших под определение "хиппи". То есть сильно отличающихся от людей, описанных Шейлой Кейвен в очерке "Коммуна хиппи в Хейте".

Появились системные пиплы, не использующие эстетику предшественников (они входили в движение наряду с системными хиппи). Хиппи же западного образца (не пиплы) в восьмидесятые практически исчезли: им на смену пришли "системные паразиты", эксплуатирующие имидж волосатых. Это был целый поток, благодаря которому оно приобрело своё особое, неповторимое лицо (тогда же бурно развивался и достиг расцвета русский рок) ...

...УПАДОК ДВИЖЕНИЯ

Следует специально отметить, что Система в вышеописанном виде была, в первую очередь, мифом. В отдельных городах рождались утопичные объединения – и вскоре распадались, не выдержав давления реальности. Но эта пульсация, чередование вспышек активности, была постоянной: миф всегда где-то внедрялся в реальность. Поэтому (с учётом такого мерцающего, текучего, неуловимого, непостоянного характера) всё-таки можно сказать, что движение состоялось. Оно достигло результата: выходцы из Системы и околосистемного андеграунда "пробились", повлияли на культуру – возник самобытный русский рок. Тысячи людей благодаря движению успешно завершили свой духовный поиск; множество нуждавшихся приобщились к подлинной культурной жизни.

Конечно же, далеко не всегда идеология полностью отчётливо понималась пиплами (к тому же она была внутренне противоречивой)1, не всегда они сами вполне соответствовали всем критериям, не всегда соблюдались традиции. Было множество исключений из общего правила – люди часто действовали вообще интуитивно, полагаясь лишь на дух, атмосферу движения.2 Но существовал и миф: вполне конкретный, ясный, и словесно выразимый. Он был чем-то наподобие ствола, а метафорические, неопределённые, интуитивные прозрения являлись кроной дерева (собственно атмосферой движения). Если не было бы этого ствола, то не смогла бы удержаться крона. Существовали разделяемые всеми (в общем виде) представления. Не могло быть "правил", состоящих сплошь из исключений (точно так же, как не было правила без исключения). Зная принципы движения, его традиции, любой мог развернуть в сознании системный миф и претворить его в реальность. Ориентируясь же лишь на атмосферу, пипл становился заложником этого мифа, рабом Утопии: его дальнейшая судьба зависела от внешних обстоятельств, от поведения собратьев по движению. Он мог легко попасть в какой-то жизненный тупик, или испытать разрушительное разочарование (которое заканчивалось суицидом, наркоманией, цинизмом или экстремизмом).	1 Например, не было полностью разрешено противоречие между свободой творчества и коммунитарностью; непрояснёнными остались отношения между духовностью и коллективизмом; недостаточно глубоко была разработана Системой трудовая этика.
	2 Вышеперечисленные постулаты были не догмой, а основой для принятия решений: отталкиваясь от каких-то общих нарабаток, в каждом конкретном случае поступали согласно индивидуальному пониманию (чтоб "не наступать на грабли", "не изобретать велосипед"). Традиция была постороена на гибких предпочтениях, а не на жёстких требованиях.
А ждать чего-то от движения (не от себя) было бессмысленно. Миф раскрывался внутри, а не вне человека: и только такие активные, ответственные и самодостаточные люди в полном смысле слова "входили в Систему". Когда говорили, что движение – это "система идей и система людей", то имели в виду взаимопереходы между мифом и реальностью. Попытка связно высказаться о Системе неизбежно переходит в мифологизацию.3	3 Идеология Системы всегда излагалась в виде какой -либо мифологической версии. И одному законченному мифу можно было противопоставить лишь другой, не менее законченный (как таковая, критика не попадала в цель: здесь "демифологизация" бессмысленна). Связь с "американской идейной струёй" (не эстетикой хиппизма), например, представляется очень сомнительной – но с точки зрения живого, целостного мифа это "факт".
Вопрос только – что это за миф и к чему он конкретно ведёт. У каждого движения есть декларируемые и есть реально осуществляемые цели (социальные последствия). Первые могут быть и вообще недостижимыми, но, вдохновляясь ими, люди совершают великие дела здесь и сейчас. Даже не задумываясь, они делают то, на что у них без утопичной цели никогда не хватило бы ни решительности, ни энергии. В Системе таким внешне незаметным результатом было нахождение каждым пиплом, в конечном счёте, своего места в жизни: движение способствовало социализации, хотя его участники на этом никогда не концентрировались.4	4 Если эта функция была бы прямо декларирована как цель – то ничего подобного достигнуто бы не было. Это примерно то же самое, как "если бы сороконожка стала бы задумываться над каждым своим шагом" (скорее, люди просто пообщались бы друг с другом, и нашли себе в движении друзей – не больше). Как говорили в древнем Китае: "нужно поставить перед собой недостижимую цель, чтобы достичь ближних целей".

Подлинный миф – это тот, который, декларируя высшие цели, приводит при своей реализации к достойным результатам. А не к таким, например, как миф о "народе" у интеллигенции прошлого века5 – или к тем плачевным результатам, к которым привели американских хиппи квазирелигиозные измышления Тимоти Лири и прочих.6

5 Верхом идеологического идиотизма было убийство "народовольцами" царя-реформатора Александра Второго, отменившего крепостное право и взявшего курс на окончательную вестернизацию страны. Последствия этого шага мы расхлёбываем до сих пор: Россия так и не стала в полной мере западной, демократической страной. Пролились реки крови – и что же в результате? До начала нового тысячелетия дожил "порядок регистрации"* (словно для каких-то ссыльно-каторжных – что, впрочем, соответствует растущей криминализации национального менталитета), модернизированная форма всё того же крепостного права, да и земля крестьянам так и не досталась в собственность. Взяв на себя ответсвенность за весь народ, революционеры потом истребили его лучшую часть. Индустриализация осуществилась лишь благодаря, опять таки, закабалению крестьянства, и благодаря рабочему энтузиазму масс (инспирированному обманными посулами "светлого будущего"), но эта временная выгода, обескровив крестьянство, вылилась в его сегодняшний (мягко говоря) кризис, она теперь обернулась тотальным безверием.** Вот к чему приводит непосредственное "выжимание" каких-то результатов из общества, а не упор (без политического обмана) на его менталитет, на культуру. В России эта трагедия стала возможной в силу её молодого характера: национальная культура набирает полную силу только к концу 19 века (не до конца усвоенные византийские и золотоордынские заимствования – не в счёт), выходит на европейский уровень. На Западе же изменения структуры общества порождались менталитетом населения. Современное благополучие стран Запада является результатом не перестройки общественных отношений, а, как показал Макс Вебер, результатом религиозной реформации, то есть культурного, не чисто политического фактора. Интеллигентам тоже нужно было развивать культуру, а не провоцировать народ на бунт. Историческое поражение России, в немалой степени, следствие победы террористического крыла в народничестве над "утопическим". Это – исторический урок о недопустимости вовлечения в политику движений наподобие классической интеллигенции, или её прямой наследницы – Системы (сегодня тяготеющей к экологическому экстремизму). Это также урок о последствиях нигилистического отношения к религиозной духовности (в том числе к православию). А вот "хождение в народ", на самом деле, было подлинно фундаментальным шагом: по крайней мере, просветительство никак не провоцировало революционной катастрофы (речь идёт, конечно, не об агитаторах – о тысячах безвестных деревенских учителей, об утопистах – "прогрессорах"). Реально изменить окружающее общество "прямым действием" невозможно: оно само создаёт условия, в которых живёт (те условия, которых – в целом – заслуживает). Так, дефицит свободы в России не является следствием чьей-то злой, навязанной извне, "сверху", воли – это порождение российского менталитета, закономерное следствие низкой общей культуры.*** В полной мере содействовать улучшению общества можно лишь воздействием именно на его культуру,**** оставив дело улучшения существующих социальных институтов профессионалам (что, в свою очередь, зависит от поддержки масс – а она, опять таки, зависит от господствующего менталитета). Только воздействие на культуру означает изменение общественного целого: любая политическая победа без этого фундамента оказывается эфемерной, и оборачивается непредсказуемыми последствиями в будущем. Поэтому, какое бы тягостное впечатление не производила современная Россия, людям творчества нельзя поддаваться соблазну и вмешиваться в политику. Такое вмешательство в большинстве случаев выглядит глупо: как, например, участие пиплов в "защите" Белого Дома во время путча (разумеется, из лучших побуждений, "ради борьбы за свободу" и т.п.). И ещё более подозрительна симпатия современных тусовщиков к Че Геваре, к "человеку с ружьём". Не является ли это пробуждением народовольческой заразы? Не является ли это признаком принципиального отхода от идеи "пацифизма" (сатьяграхи)? Вмешательство в политику прекраснодушных дилетантов разрушительно для них самих и вредно для общественного целого (кто знает: не станет ли от такого вмешательства всем только хуже?). Каждый должен заниматься своим делом: акцент на политическом протесте глубоко ошибочен. Когда вспоминают, что американские хиппи "протестовали" против войны во Вьетнаме (а может быть, просто не шли воевать?), и ставят их в пример отечественному андеграунду (будто бы они не совершали никаких ошибок*****) – не ведёт ли этот упор на протест, в конце концов, к терроризму? От признания принципиальной важности политической суеты до "прямого действия" (и вождизма, нечаевщины) – всего один шаг. Это путь "Фракции Красной Армии" (РАФ) в ФРГ, основатели которой тоже начинали с "пацифизма" и "протеста" – а закончили убийствами. Это путь "теологии освобождения" в Латинской Америке.****** Наконец, это уже полностью пройденный, и принёсший плоды, путь революции в России: породившей тот самый "совок", который так ненавидели рокеры. Творческому человеку просто некогда протестовать.******* Он занят делом. Поэтому, политический крен абсолютно чужд идеологии Системы как движения: в высших своих проявлениях оно никак не было связано с политической ангажированностью. Русский рок не имел ничего общего с соц.реализмом (при всей своей социальной направленности) – он был его антиподом. 6 Об этом снят прекрасный фильм "Страх и ненависть в Лас-Вегасе". Следует отметить, что и сами инициаторы "психоделической революции": в частности, Кен Кизи, впоследствии декларировали отказ от наркотиков (даже Тимоти Лири перед смертью пришёл к выводу, что "разумность – самый сильный возбудитель", и на место наркотиков поставил Интернет). Станислав Гроф открыл возможности глубокого дыхания, Стивен Лаберж – возможности контролируемых сновидений. Существует множество безвредных, физиологичных способов изучения подсознательного – наркотики для этого необязательны (конечно, если человек не глуп и не ленив). Американские хиппи связывали с наркотиками возможность того, что принимающий их человек станет "раскрепощённей и добрее" (ошибочно приписывая содержимое своего сознания воздействию препарата) и имея романтические иллюзии относительно индейцев. Думать же подобным образом в России (с её давними уголовными традициями приёма наркотиков), и после известных последствий "психоделической революции" на Западе – просто стыдно. Не так давно было время, когда советские хиппи совершенно серьёзно считали, что курение "травки" не может сочетаться со злобой (якобы, свойственной исключитльно алкогольному опьянению). Повальное распространение каннабиса в народе вроде подорвало (наконец – то!) это глупейшее заблуждение: накурившись "химки", урла становится гораздо более опасной, чем под воздействием алкоголя (при таком же снижении самоконтроля меньше нарушается координация движений). Но теперь конопля уже, вроде как, стала освящённым историей "символом" субкультуры.

* Что "регистрация", что "прописка" – смысл не меняется (псевдореформы на уровне замены одних слов другими (юридические симулякры) отнюдь не исчезли с крушением коммунизма). ** К сожалению, "правильные понятия" сегодня конкурируют в России с православной традицией. Восприятие же уголовной средой христианства напоминает скорей вудуизм (где под личиною святых скрываются языческие боги). Сельская глубинка давно уже не является оплотом религиозных традиций. Она находится, по крайней мере, в ситуации двоеверия: так как влияние зоновских "понятий" очень, очень велико (сталинские лагеря и чистки перерезали духовный нерв народа). *** Так, совершенно очевидно, что отмена регистрации по месту жительства (отсутствие в паспорте всех этих штампов, и любой привязки к местности) означала бы для государства большие затруднения в поиске преступников. А народ, веками живший в рабстве, не готов к такой свободе: страну накрыла бы волна "беспредела". Государство защищает себя от гибели, воспроизводя архаические сдерживающие структуры: это происходит автоматически, словно "невротическая регрессия" (цепляние за прошлое для общества – болезненный синдром). И из-за низкого уровня общей культуры (детерминирующего социальное целое) вынужден страдать каждый житель России в отдельности: именно из-за неё мы живём без гражданских свобод. Большинство населения (из-за внутренней опустошённости) потребности в свободе не испытывает – оно мечтает о "сильной руке", решающей за него все проблемы. **** Если только просвещение будет начинаться с себя самого, а не с других. ***** А ведь движение хиппи на Западе выродилось в заурядную наркоманию. ****** Симптоматично, что именно Аргентина (страна, не отличающаяся популярностью идей левого радикализма – хотя и родина Че Гевары) заметно приблизилась к идеалам свободного общества. *******Как заметил личный друг Фиделя Кастро, Габриэль Гарсиа Маркес: "революционный долг писателя – писать хорошо". Его вряд ли можно обвинить при этом в равнодушии к своей родной стране, к Колумбии (по криминогенной ситуации весьма похожей на Россию).

В андеграунде, к сожалению, до сих пор имеет хождение подобная интеллектуальная зараза (это связано, конечно, с деятельностью олдовых). Вопрос отношения к наркотикам был для движения принципиальным: именно в нём можно было найти коренное отличие между западным и советским хиппизмом (для предшественников Системы был характерен упор на творческое, а не наркотическое откровение – даже если потребление веществ ошибочно оправдывалось, оно сводилось к "интересам искусства": при том, что духовная опасность наркотизма сознавалась).7 Всегда присутствовал определённый скепсис.	7 Например, музыкант мог сказать: "я знаю, что курение травы мне как человеку ничего не даёт – но это помогает "слышать звук", и я её употребляю ради творчества: пока без этого я не могу так хорошо импровизировать – но, может быть, потом сумею и без травки". Наркотики всегда воспринимались как нечто сомнительное: как то, что требует каких-то оправданий.
Когда же возникла Система, её идеология была уже свободна от налёта наркотической романтики. Ошибки американских предшественников были осмыслены и учтены её основателями – движение пошло дальше их атрибутики (продолжали увлекаться веществами только "хиппи"-одиночки, фетишисты-имитаторы). Наркотики и алкоголь всегда ассоциировались у пиплов с несчастьем и отчаянием – но никогда не связывались с идеалами духовности. Жаль, что первоначально не было и выраженной антинаркотической направленности: очевидно потому, что в СССР (в семидесятые) проблема наркомании стояла не так остро. Этот идеологический изъян впоследствии нанёс огромный вред движению. Вернёмся же к истории. Конец шестидесятых ознаменовался проникновением идей хиппизма в СССР, и формированием определённой молодёжной моды (тогда не было хиппи, а были хиппующие). Наложение этой эстетики на возрождающуюся идеологию интеллигенции8 – социальный утопизм – и наличие коммунитарного человека как типа, порождённого воплощением марксистского варианта утопии в СССР – три этих компонента создали основу для возникновения Системы. От хиппи был унаследован рок и элементы внешней атрибутики, от разночинцев – идеал коммуны9 – и советским человеком ("homo soveticus") всё это было творчески переработано. 9 "Можно сказать, что в этот промежуток времени, от начала 60-х до начала 70-х годов, все интеллигентные слои русского общества были заняты только одним вопросом: семейным разладом между старыми и молодыми. О какой дворянской семье не спросишь в то время, о всякой услышишь одно и то же: родители поссорились с детьми. И не из-за каких-нибудь вещественных, материальных причин возникали ссоры, а единственно из-за вопросов чисто теоретических, абстрактного характера. "Не сошлись убеждениями!" – вот только и всего, но этого "только" вполне достаточно, чтобы заставить детей побросать родителей, а родителей – отречься от детей. Детьми, особенно девушками, овладела в то время словно эпидемия какая-то – убегать из родительского дома. В нашем непосредственном соседстве пока ещё, Бог миловал, всё обстояло благополучно; но из других мест уже приходили слухи: то у того, то у другого помещика убежала дочь, которая за границу – учиться, которая в Петербург – к "нигилистам". Главным пугалом всех родителей и наставников в палибинском околотке была какая-то мифическая коммуна, которая, по слухам, завелась где-то в Петербурге. В неё – так, по крайней мере, уверяли – вербовали всех молодых девушек, желающих покинуть родительский дом. Молодые люди обоего пола жили в ней в полнейшем коммунизме. Прислуги в ней не полагалось, и благородные барышни-дворянки собственноручно мыли полы и чистили самовары. Само собою разумеется, что никто из лиц, распространявших эти слухи, сам в этой коммуне не был. Где она находится и как она вообще может существовать в Петербурге, под самым носом у полиции, никто точно не знал, но тем не менее существование подобной коммуны никем не подвергалось сомнению". Это фрагмент из "Воспоминаний детства" Софьи Ковалевской. Вообще же, русские "нигилисты" ("неформалы" 19 века) имели очень много общего с хиппи: от free love ("теория стакана воды") до эпатирующих обывателей манеры одеваться и поведения, отрицания классовых предрассудков – и утверждения равенства полов (сто лет назад феминизм назывался "эмансипацией"). Проклятием этого движения была тяга к насилию (спиртного, если говорить о "психоделиках", разночинцы сторонились). Сильной же стороной: опора на разум, на текст (в качестве их "сейшенов" выступали лектории, чтения рефератов или литературных произведений – почти как у битников). Сейчас это трудно представить, но студенты 19 века после публичного чтения Фёдором Михайловичем отрывков из своих произведений в экстазе ломали спинки стульев и кричали: "Достоевский! Достоевский!". На волне литературоцентризма и нелегальных журналов (самиздата?), на волне пристального внимания к тексту сформировался, как известно, критический реализм. Русский рок можно определить как прямое его продолжение. Влияние же идеологии разночинцев на советского человека шло как прямо, непосредственно: через школьную программу по литературе (сто лет назад по роману Чернышевского "Что делать?" организовывали коммуны-артели, это была культовая книга "нигилистов") так и опосредованно, через марксистский утопизм, через книги по истории. Воздействие утопии было настолько мощным и комплексным, что само по себе не вызывало рефлексии, воспринималось априори: отторжение встречал лишь внешний антураж "совка", а не идейные истоки русской революции. Запоздалое осознание своей глубинной связи с утопической традицией сегодня переживают многие бывшие представители рок-движения: это выражается в их болезненно-пародоксальной ностальгии по "совку" (влияние же русского утопизма на американских битников, читавших Бакунина, Кропоткина, Толстого – совершенно очевидно).	8 В данном контексте – как движения, а не как страты профессионалов (внутри этой "прослойки" в СССР, это возрождение вылилось в диссидентство, политическое противостояние; в молодёжной же среде – в формирование творческого андеграунда). Имеется в виду интеллигенция, начало которой положили "нигилисты" (разночинцы-народники): интеллигенция в понимании Лаврова и Иванова-Разумника.
Система была уникальной уже потому, что создавалась сынами утопии: жителями страны коммунальных квартир.10 В Системе реализовалось всё самое лучшее, что только могла принести революция: реализовалось то маленькое благо, к которому привело это зло.11 В ней полностью раскрылся потенциал мифологического "нового человека", ради появления которого осуществлялись человеческие жертвоприношения в эпоху Сталина. Систему мог создать только "гомункулюс" – и он её создал. Карл Густав Юнг мог бы сказать, что системный пипл обладал головой разночинца, сердцем советского человека и душой американского хиппи. 11 Утопизм однозначно вреден как программа политического действия, как план переустройства общества. Но в малой группе миф вполне осуществим: он может быть основой творческих проектов. Когда люди, не считая ту или иную форму общественных отношений самоцелью, а осознанно стремясь к высоким идеалам, попутно реализовывают миф как соответствующий образ жизни – это естественная практика. Если утопия никому не навязывается, и никого не удерживает – она является одним из проявлений здоровой культуры. Социальное экспериментирование было направлено внутрь движения, вовне же было нацелено творчество. Если системные традиции распространялись за пределами движения, то это общество их выбирало и усваивало – а не движение, как таковое, "привносило". Влияние всегда осуществлялось через культуру, средствами искусства – ставка на "прямое действие" в Системе никогда не делалась.	10 Рождение коммуны как антипода коммуналки, а равно как и зарождение коммунитарного искусства в процессе отрицания соцреализма – алхимические таинства, результат неповторимых исторических условий. Родилось нечто, не связанное ни с социализмом, ни с капитализмом: новая Утопия. Система не относилась ни к "совку", ни к Западу: системный пипл жил внутри своей мечты – а попросту, НИГДЕ (в пространстве мифа). Он был НИКЕМ для мира – он был обитателем миража.
Впрочем, Юнг ничего бы не сказал, а только заплакал бы и отвернулся... Итак, если во времена хрущёвской "оттепели" советский человек осознал сам себя, поднял голову (шестидесятники с их авторской песней и туристически-геологической вольницей были предтечами советских хиппи, что чётко прослеживалось в характерной рюкзачно-кедово-свитерной атрибутике), если в это же время наступил ренессанс идеологии интеллигенции (появились диссиденты) – то к началу семидесятых годов завершилось усвоение эстетики хиппи, и появились их первые подлинные представители (западного образца). В это время рок был ещё преимущественно англоязычным, и слово "хиппи" было ключевым. Спонтанно начала практиковаться вписка, широко распространился автостоп. Потом в СССР что-то произошло... Энергия трёх основных источников слилась в один поток и родилась Система. Осуществилось критическое осмысление идей хиппизма, их интеграция с традицией интеллигенции. Рок стал русскоязычным (хотя в музыкальном отношении он оставался подражательным) и, из его симбиоза с авторской песней, родилась рок-акустика. Слово "хиппи" и слово "пипл" во время зарождения движения были почти синонимичны (это было время системных хиппи). Возникли первые настоящие флэта: на них стали регулярно проводиться квартирники. На всём протяжении семидесятых Система бурно развивалась, путём проб и ошибок формируя собственную, оригинальную идеологию – и во второй их половине зародился самобытный (текстуально, музыкально) русский рок. Понятие "пипл" стало определяющим: если кто-то декларировал себя как "хиппи", уточняли, системный ли он. Помимо представителей движения, ещё встречались не причислявшие себя к Системе хиппи западного образца (которые, однако, были ближе к битничеству). Но движение шло дальше – стало полностью самодостаточным, обрело бытие-для-себя, вне зависимости от Другого. Появились специфически системные коммуны, стали проводиться сейшена: поначалу камерные, только для своих, вскоре они начали захватывать в свою орбиту всё большее и большее количество людей. К концу семидесятых Система была готова к творческой экспансии, и только внешнее давление со стороны режима сдерживало её. Внутри движения тогда возникло два крыла: реформистское (творческое) и популистское (люмпенизированное). Для первого ключевым было понятие "пипл", для второго же – "хиппи" (настоящие хиппи тогда уходили со сцены). В этом внутреннем размежевании заключались зёрна будущего кризиса. Если реформистское крыло окончательно оформило идеологию движения – оно стремилось изменить культуру, то популистское крыло Системы во главу угла поставило абстрактную свободу (от чего-то, а не для чего-то), акцентируясь на эпатаже и протесте, на бродяжничестве; зная лишь обычную корпоративную сплочённость; подменив духовный поиск (творчество) наркотиками и принципиальным эскапизмом. Количество бездельников и паразитов возрастало с каждым годом: они впоследствии и стали т.н. "олдовыми". Но творческий порыв был так силён, что позволял пиплам, не обращая внимания на эту накипь, продолжать спокойно заниматься своим делом. Лживость "хиппи" и логика дальнейшего развития движения породила феномен смены эстетической парадигмы в русском роке на панк (здесь имеется в виду творческий стиль, а не одноимённое псевдодвижение: исполнявшие панк музыканты были по образу жизни пиплами). В первой половине восьмидесятых, на фоне гонений на рок, Система достигла полной зрелости – творческого апогея. В это же время оформилось рок-движение как таковое, и в Системе формируется концепция "своих людей". Утопия максимально полно воплощается в жизнь, прошлое Системы окончательно мифологизируется. В движение вливается огромное количество новых людей. На пересечении Системы, богемы, интеллигенции, религиозных кругов формируется единый творческий, гуманитарный андеграунд: зачаток свободного общества, которому так и не довелось состояться в России. Во второй половине восьмидесятых рушатся внешние барьеры и сжатая пружина творческой энергии советского андеграунда стремительно разжимается. Осуществляется глобальное влияние на всю русскоязычную культуру: происходит то, что в шестидесятые уже происходило на Западе. Миф становится достоянием общества в целом, подвижники перерастают уровень движения. Система исполняет свою миссию – всё, это был предел. А далее вступают в силу исторические обстоятельства: страна разрушается, в искусстве побеждает декаданс. Менталитет народа криминализируется. Система в девяностые годы приходит в упадок и деградирует. Системные пиплы, как таковые, остаются в меньшинстве: побеждает популистское крыло и наступает хаос. Ядро единого андеграунда распадается: лучшие люди погибают вместе с мифом, или уходят, преисполнившись глубокого разочарования. Большое количество бывших пиплов эмигрирует. Идеология размывается – атрибутика же, наоборот, костенеет. Инициатива оказывается в руках у олдовых: люмпенизированные, полууголовные элементы захватывают власть в Системе. Сегодня движение, как единое поле традиций и связей, больше не существует: напротив, сохранение последних островков Утопии возможно лишь в глубинке, вдали от главных магистралей (вопреки агрессивному окружению и оголтелой массе автостопствующих "хиппи"). Деятельность системных подвижников в наше время является подвигом. Их подвижничество никем и никогда не будет понято и по достоинству оценено: современные пиплы действуют ради чистого духа. Удивительно, но эти люди всё ещё встречаются! Сегодня они – редкое исключение для Системы, даже в лучших её проявлениях (искренний, серьёзный поиск, пожалуй, предел для пиплов девяностых годов). Да, любое высказывание о Системе оборачивается неизбежным мифологизаторством,12 и этот миф всегда обращён в идеальное прошлое – но всё-таки есть определённая логика в том, что движение рождается, растёт, достигает расцвета, и, наконец, умирает.	12 "Сага о Системе" тоже представляет из себя литературный миф.
Это просто порядок вещей. Конечно же, системый "кризис" – явление перманентное (если понимать его как неизбежное несоответствие между реальностью и идеалом). В движениии всегда, даже во время расцвета, было множество случайных, а то и вовсе чуждых для него людей. Но это ничего не значит: "реальность идеал не отменяет".13	13 Перманентно кризисное состояние Системы исчерпывающе описано Т.Б.Щепанской. "Сага о Системе" не претендует на научный статус: это лишь любительская публицистика.

Миф может отменить только более совершенный и целостный миф (если он не ассимилирует новую версию). В принцие, главное в нём – не "правда", а достойный результат его реализации (это и есть правда мифа), он должен не столько убеждать, сколько вызывать любовь – и приводить к хорошим, добрым результатам. Подлинный миф порождается самой культурой (коллективным бессознательным): его возникновение похоже на дождь, внезапно льющийся из тучи. Мы можем только попытаться вызвать этот дождь словесной магией, при помощи литературных заклинаний. Любой постмодернистский миф – тем более, всего лишь провокация.

Итак, если во время расцвета Системы на одного пипла приходилось, возможно, несколько имитаторов – то сегодня эта пропорция увеличилась в несколько раз. При размывании идеологии это можно называть уже не кризисом (который перманентен), а агонией. В сегодняшней Системе разрушительные тенденции конкретно проявляются как:

1) ВЫХОЛАЩИВАНИЕ ДУХОВНОЙ АКТИВНОСТИ

1. Упор на рок как музыкальный жанр. Если раньше Система черпала вдохновение внутри себя самой, то сегодня она всё больше ориентируется на клубную эстетику и шоу-бизнес, довольствуется модой. Движение упорно цепляется за старое, за какие-то мелочи: стандарты наподобие "ударник, ритм, соло и бас" – как будто бы в них заключается творческий дух. Если же наступает рефлексия по поводу коммерческого рока, или недемократичных цен на клубные вечеринки – то это приводит к зацикленности на какой-нибудь очередной "альтернативе" вроде реггей (тоже на моде, но более узкой, сектарной). Художественная форма абсолютизируется, содержание становится неважным: "драйв" вытесняет текст – или он сводится к определённым штампам (например, постоянно вставляется слово "Джа" или "ганжа").

Быть рок-музыкантом стало престижным само по себе: при этом совсем не обращается внимания на соответствие идеологии. Рокерам прощается даже самое подлое поведение. Они априори считаются подвижниками, "борцами" (за что?) и ставятся выше "цивилов". Последнее обстоятельство вызывает особое удивление: разве постоянно ищущий продюсера, спонсора рок-музыкант не делает обычную карьеру? Так почему бы и не делать карьеру спокойно: без всей этой помпы, без претензий на андеграундность? Почему, например, приехавшие в город с целью "раскрутиться" (личной целью) музыканты расчитывают на вписку, на помощь движения (хотя сами при случае показывают себя убеждёнными индивидуалистами, а не своими людьми)? Почему системные пиплы считают это нормой?

2. Творческая халтура. В Системе широко распространились занятия искусством только "для отвода глаз" – ради создания имиджа творческой личности. В ход идёт всё что угодно: от безвкусной мазни по картону до занудного графоманства – без малейшего желания совершенствовать метод "подачи". Такое "творчество", порождённое лишь самомнением и непомерным эгоизмом, стало визитной карточкой современного "андеграунда". В лучшем случае, встречается простое эпигонство. Творчество становится исключительно способом получения выгоды – хотя это проявляется иногда и не столь очевидно, как у бизнес-бунтарей рок-сцены. В конечном счёте, вся эта халтура для очередного проходимца служит поводом претендовать на вписку, получение еды и благосклонность противоположного пола.1 В Системе для серьёзного искусства больше не осталось места: одним из основных критериев стал т.н. "глюк".

1 Если речь идёт о графоманстве, то последней цели служит т.н. "фаллическая тетрадь": сборник мутных новелл без разработанной системы персонажей, написанных, как правило, от первого лица и описывающих либидозные терзания лирического героя.

3. Интеллектуальная ограниченность. Если раньше представители Системы были больше информированы о событиях культурной жизни, чем кто-либо другой, если они были в курсе всех последних интеллектуальных веяний, то сегодня кругозор "пиплов" удручающе невелик. И причина кроется, конечно, в них самих: так как источников информации в стране стало неизмеримо больше, чем в СССР. Просто большинство представителей движения не интересуется новыми тенденциями: оно реагирует лишь на модных писателей (Пелевин) или тех, кто был так или иначе связан с хиппизмом (Берроуз, Керуак, Радов), а некоторые ничего, кроме детской литературы (Толкина) не читают. В целом, люди ленятся читать. Фетишизация одной какой-то книги (как темы для бесконечных "телег") стала рапространённым явлением. Единственная сфера, где ещё можно встретить какие-то знания, это музыка: но и здесь проявляется определённая ограниченность (пиплы, как правило, интересуются одним каким-то жанром).

4. Подмена духовного поиска наркотическим опытом. Лживо обещая духовное откровение, наркотические "гуру" ведут свою паству к токсическому повреждению мозга и снижению интеллекта (психоорганический синдром). Попытка войти в мистицизм с чёрного хода, не прилагая духовных усилий, чисто технократическим, неестественным путём (когда за человека всё делает вещество) даёт человеку не прозрение, а просто "перетряхивает содержимое его ума". Наркотики не открывают новых горизонтов – они, по словам одного из духовных учителей, "не показывают человеку непосредственно сам его ум". Если духовное развитие подразумевает максимальное освобождение сознания, увеличение его гибкости и независимости, то наркотики делают его тупым, малоподвижным, жёстким – и ставят в зависимость от внешнего фактора (вещества). Транс (одно из множества возможных переживаний) и прозрение (духовный опыт) – не синонимичны.

Современные апогогеты наркотической культуры (наподобие Маккены), апеллируя к шаманским практикам, при этом вырывают то или иное зелье из контекста его традиционного применения. Они также приравнивают древность подобных традиций к их духовной значимости. Это неправильно! Заблуждения вполне могут быть тысячелетними: они сохраняются гораздо легче, чем глубокие и трудные для понимания мистические истины. К тому же, если в качества примера взять книги Кастанеды, то легко увидеть: использование "растений силы" было только временным этапом, расчитанным на недостаточно текучих, гибких учеников: для разрушения их устоявшейся картины мира (безупречный воин для контакта с союзником, стоявшим за "растением силы", не нуждался в его употреблении).

Функция наркотиков всегда была и остаётся разрушительной. Сначала они разрушают чьи-либо стереотипы, вроде бы способствуя "раскрепощению" (чего можно достичь и без них), потом же разрушают мозг. И неуклюжее, с каждым годом примитивизирующееся мышение наркомана (можно наблюдать, как он перестаёт читать книги, перестаёт улавливать их смысл – отдавая предпочтение детской литературе, мультфильмам, мыльным операм, якобы из "концептуальных соображений") зачёркивает эту временную выгоду.

Очень редко кому-либо удавалось вовремя остановиться (это происходит чаще из-за внешних обстоятельств). Большинство же рискнувших связаться с наркотиками и психотропами2 тусовщиков проигрывает свою ставку в дьявольской игре: необратимо повреждает мозг. Если в восьмидесятые наркобизнес находился в России в зачаточном состоянии, то теперь он у нас очень развит. С появлением героина ложная терпимость Системы сыграла с ней злую шутку. Не сформировав соответствующего отношения к данному зелью (в целом, пиплы отвергают героин: но это не затрагивает околосистемную тусовку), движение оказалось в эпицентре его распространения. На каждой тусовке есть "выходы" на торговцев, и, мало того, они сами активнейшим образом распространяют товар.

2 Злоупотребление реланиумом, циклодолом и т.п. (ради чего, по мере деградации, тусовщики идут на симуляцию психических расстройств, и, обманывая психиатров, злоупотребляют препаратами: в результате чего действительно превращаются в психически больных: у них, как минимум, развивается всё тот же психоорганический синдром). "Корректоры", каллипсол, конопля, к тому же, провоцируют развитие психозов – точно так же, как и ЛСД. Вместо ломки стереотипов человек может поломать свой разум, погрузиться в полную запутанность.

Трогательная любовь к личности Уильяма С. Берроуза и его мутным книжонкам (вряд ли кто бы ими интересовался, не будь он обладателем престижного гражданства, а живи где-нибудь в Третьем Мире3), испытываемая представителями андеграунда восьмидесятых, была данью их исторической ситуации. Тогда проблема героина не была настолько острой, и наркотическая романтика была дистанцирована от наркотиков как таковых: она ценилась лишь с точки зрения стиля.

3 Почитание Берроуза как какой-то "священной коровы", отметающее сразу же любую критику в адрес этого фетишизированного мэтра, выдаёт глубокий провинционализм мысли, внутреннюю несамодостаточность.

Сегодня такой прекраснодушный подход представляется устаревшим. Акцент на употреблении тем или иным творческим деятелем наркотиков (что является глубоко личным делом), является всего лишь разновидностью рекламы. Прямого отношения к искусству это не имеет – это бизнес. Являясь частью авторской "раскрутки", такая романтика объективно выгодна и теневому капиталу: на каком-то уровне формирование наркотической моды, вероятно, им и финансируется. Такое творчество не является честным профессиональным трудом. Оно безнравственно, а потому не является достоянием гуманитарного андеграунда. Это часть самых что ни на есть мейнстримных коммерческих отношений: к тому же, выгодных истеблишменту (как часть безопасного карнавала, спуска паров недовольства и бунта в заранее определённое русло).

Кто-то, кажется, считал Берроуза бунтарём? Он не больший бунтарь, чем гениальный комбинатор Мак-Ларен, основатель "Секс Пистолз", или порнограф Генри Миллер. Это всё талантливые бизнесмены, сделавшие деньги на выигрышной в тот момент тематике. Незачем считать их идеологами андеграунда: они себя реализовывали вне его пределов, и неплохо зарабатывали на подобном "бунте" (в стабильном, скучном обществе "безумец" всегда моден). Творчество Берроуза, если оставить в стороне промоушн – банально. И оно способствует романтизации наркотиков. Точно так же внутренне бессодержательна и "рейв-культура", неразрывно связанная с веществами.

Фетишизация тусовщиками примитивных нарко-культов вроде доморощенного "растаманства" свидетельствует о какой-то интеллектуальной недостаточности (или же об остром дефиците информации). Ведь разве не с чем сравнивать? Стадная мода на реггей ("потому-что-это-хиппи-слушают"4) и пошлое курение каннабиса (чем с успехом занимается и презираемая всеми "гопота") стали визитной карточкой современных "системных" тусовщиков, даже символом.

4 Сегодня слово "хиппи" и символика шестидесятых зачастую служат целям наркобизнеса.

Это уже – полное вырождение. "Пиплы" забывают, что "трава" всегда служила рычагом контроля и удобным средством для борьбы с инакомыслием. Нет ничего глупее, чем считать своим главным предназначением борьбу за легализацию марихуаны (как будто человек не может без неё прожить), что сразу же дискредитирует движение как таковое.

Представление о том, что конопля, якобы, не наркотик (или о том, что она предпочтительней спиртного) – ошибочны. Как и во всяком наркотике, в ней есть что-то дьявольское: "способность к обольщению, лукавство". Так, если алкоголик часто понимает свой порок, то гашишист не может осознать своей зависимости. Похмельный синдром ещё способен несколько затормозить падение, заставить алкоголика задуматься о необходимости бросить пить – мягкий же, незаметный, и исподволь порабощающий характер конопли создаёт иллюзию отсутствия проблемы.

Если алкоголь сначала разрушает тело, а потом уже и губит душу, то каннабиол сначала поражает дух (на Востоке это называют "засорением энергетических каналов"). Как и психоз, гашишную наркоманию можно распознать извне, но никак не изнутри. Конопля пропитывает сознание человека, словно масло бумагу; и он становится скользким, обтекаемым в общении: "пробиться" к нему очень трудно.

Всё воспринимается им легкомысленно и поверхностно: информация до него "не доходит". Человек никогда не замечает тот момент, когда он начинает деградировать: напротив, ему, в глубине души, кажется, что он выше, умней окружающих: что у него открылись невероятные творческие способности (поэтому для гашишистов характерно снисходительно-презрительное выражение лица). Воздействие конопли (и галлюциногенов вообще) проявляется в том, что самые банальные вещи кажутся откровением – и, так как большая часть подобных "откровений" никак не фиксируется, проносясь в сознании во время "прихода", уверенность в их уникальности сохраняется и в трезвом состоянии.

Если же записывать подобные "находки", то их удручающая бессодержательность станет полностью очевидной. В реальности же, начинающий употреблять каннабис как бы "консервируется", останавливается в своём развитии. Его суждения и кругозор отражают то время, когда он "подсел" (а выглядит он старше своих лет). Так, можно встретить людей образца 1972, 1977 или же 1981 года, например: в то время как здоровый человек ушёл бы очень далеко в своём развитиии за столь огромный срок.

Однако же, задержка – это минимум ущерба, она характерна для употребления натурального продукта с частотой примерно раз в неделю (или реже). При употреблении же "химки" (за счёт токсичности растворителя), или при частом приёме; при высоких дозах (употребление "молока") деградация идёт очень быстрыми темпами. Человек тупеет и подлеет на глазах, становится до неузнаваемости чёрствым и равнодушным: почти как при употреблении "мульки". Подобными примерами, как правило, не удаётся убедить в вреде употребления каннабиса "альтернативного" тусовщика (слишком глубоко укоренилась лживая идея о неразрывной связи андеграунда с наркотиками).

Существует, однако, очень простой и наглядный тест. Можно предложить творческому человеку отмечать в блокноте частоту приёма препарата и частоту написания им стихотворений (если он, к примеру, поэт). И дальше действовать по принципу: "одна "хапка" – одно стихотворение". Легко будет заметить неизбежный отход от этого правила, и ухудшение качества произведений в день приёма (если тестирование будет вестись постоянно). Наркотики мешают творчеству: обедняют фантазию, размывают авторский стиль, приводят к самоповторениям.5 И они вредят духовности, подменяя её трансовыми состояниями и гордыней; затуманивая ум, они лишь затрудняют поиск. Наркотики несовместимы с идеалами Системы и только полный отказ от их употребления мог бы спасти движение.

5 Способность музыканта к импровизации тоже (со временем) ухудшается: она медленно, но неизбежно им утрачивается – профессионал же, не употребляющий "траву", всё больше совершенствует её.

5. Эскапизм. "Уход", в системном понимании, не означал бегства от реальности: это был "выход из игры" при трезвом понимании жизненной ситуации. Это было создание своего "параллельного мира" (при полном понимании того, что окружающее общество никак не может стать ему подобным) – "социальный утопизм" как экспериментирование со своим собственным образом жизни. Этот "утопизм" вырастал из желания пойти дальше несовершенных общественных отношений, приблизиться к идеалу6 – он был деятельным. Сегодня же многие системные пиплы всё больше погружаются в фантазии, бегут от жизни в мир грёз, никак не проецируемых в реальность: попросту несовместимых с ней. Наиболее ярко это проявилось в зарождении внутри Системы толкинизма.7Толкинизм, будучи проявлением крайней степени инфантилизма, не может породить и подлинного творчества: поделки его представителей лишь копируют образцы масскультуры (частью которой является фэнтази – адаптированные под вульгарные вкусы толпы копии мифов). Мало того, что толкинизм явление дважды вторичное, его адепты, кроме этого, отличаются крайней узостью кругозора, поверхностностью знаний и повышенным самомнением. Участие в "ролевом движении" уродует людей почти что как приём наркотиков: оно выхолащивает способность к восприятию культурного наследия.

6 Как уже неоднократно говорилось, Система не пыталась "притягивать за уши" к этому идеалу всё общество: воздействие шло исключительно через искусство и личный пример. Это именно то, что отличает здоровый "утопизм" (как один из всех возможных стилей жизни) от революционного, экстремистского утопизма. 7 Всё то, что есть в т.н. "ролевом движении" от социального движения, является наследием Системы. Толкинизм бесплоден.

Серьёзные, глубокие концепции толкинисту изучать просто лень: он привык поглощать пережёванную за него другими духовную пищу. В искусстве он не идёт дальше дешёвых эффектов, а в религии не видит дальше ритуалов. И этот умственный паралич сохраняется у человека ещё долгие годы после выхода из "ролевого движения". Для Системы же, как таковой, заигрывание с толкинизмом означает подрыв собственных основ. Сейшн (выход творческой энергии за пределы субкультуры) не имел ничего общего с игрой (варением ролевиков в своём собственном соку). Русский рок не имел ничего общего с эскапизмом. Ни толкиенисты, ни рейверы не могут считаться продолжением Системы, её "сменой": это не альтернативные движения, а всего лишь пена масскультурной моды.

6. Синкретизм. Общее снижение интеллектуального уровня движения проявляется в поверхностном, несерьёзном отношении к религиозным традициям. Духовная практика превращается при таком подходе в ещё одну сферу досуга, наряду с пати и играми, а религиозная принадлежность – в разновидность хобби. Выражением такого извращённого подхода стал Нью Эйдж, вместе с давними российскими аналогами (солянкой а-ля Рерих и Ко) претендующий на владение универсальным, всеобъемлющим "Знанием", якобы снимающим противоречия между отдельными религиями. Нахождение своего пути в этом тумане становится затруднительным, а то и вовсе невозможным.

Увлечение подобными компилляциями раньше, в условиях СССР могло быть оправдано нехваткой информации: но теперь это уже показатель отсутствия умственной ясности. Это нездоровая тенденция, хотя Нью Эйдж и не означает нравственного вырождения своих последователей8: часто они остаются милыми и добрыми людьми (если же говорить о Системе – нередко входят в состав творческих коммун). Нью Эйдж просто порождает крайнюю интеллектуальную запутанность, задерживает человека где-то на пороге реальной духовности, делая акцент на второстепенных, мелочных магических проблемах и на суевериях.

8 По крайней мере, ни мозг не повреждается, ни социальная адаптированность не снижается.

7. Вульгаризация религиозности. Сегодня в Системе появилось множество нелепых "проповедников", путешествующих автостопом, чтоб "нести людям истину" – но при этом действующих вне своей традиции и плохо, крайне однобоко её понимающих. Вместо того, чтоб завершить свой собственный духовный поиск и начать работу над реализацией религиозных идеалов, они торопятся учить других, стремятся "гурствовать". Конечно, это шарлатаны от духовности: но, как правило, они встречают радужный приём. Когда обман вскрывается, или становится очевидным недостойное, паразитическое поведение такого "гуру", он в спешке покидает город, чтобы осесть в каком-нибудь другом. Дороги заполнились псевдо-даосами, псевдо-юродивыми, псевдо-суфиями, псевдо-тантристами: по-большей части проходимцами, но иногда и просто окончательно запутавшимися людьми.

8. Сектантство.9 Из современных пиплов, пользуясь их слабой общей информированностью и критичностью, теперь нередко формируют паству всевозможные лжеучители.10 Часто и сама Система представляется пиплам как некий культ. Олдовые нередко формируют вокруг себя паству, выступая в роли мистических "учителей": впоследствии такие группы отделяются от движения и продолжают существовать обособленно (обычно эти культы связаны с толкинизмом, но иногда харизму лидера подпитывает Агни Йога или прочие подобные "учения"11).

9 Под сектантством понимается религиозная нетерпимость и ограниченность, косность поведения и умственная жёсткость, шаблонное мышление, а не принадлежность к малочисленной религиозной конфессии. 10 Критерии настоящего духовного учителя изложены в любой традиции. Если же кто-то утверждает, что он инспирировал какой-то "новый путь", он должен наглядно продемонстрировать своё превосходство над великими предшественниками. Поскольку появление Учителей планетарного масштаба событие исключительно редкое, каждый духовный наставник должен принадлежать к той или иной традиции, линии передачи, восходящей к великому основателю. Противопоставляющие себя всем существующим традициям, но при этом объективно не способные повторить и превзойти деяния предшественников – лжецы. Торопящиеся наставлять других, не разобравшись с собственным умом – глупцы. 11 Как ни странно, этот список дополняет иногда и примитивный подростковый сатанизм, наиболее дебильный культ из всех возможных.

2) ВЫРОЖДЕНИЕ ЛЮБВИ

1. Враждебность по отношению к "цивилам". Системными пиплами забываются идеи альтруизма и открытости, движение постепенно приобретает антисоциальную направленнось. Все, кто непохож на них самих, встречаются "пиплами" с неприкрытой неприязнью. Иногда степень этой неприязни дорастает до ненависти: что полностью уничтожает смысл движения как такового. Испытывая враждебность по отношению к "цивилам" и "мажорам", пиплы ставят себя на одну доску с презираемой ими же самими "гопотой": которая точно так же ненавидит чужаков (впрочем, такое презрение является не в меньшей степени отходом от идеалов любви).

За этой враждебностью, несомненно, стоят сакраментальные классовые противоречия между "пролетариатом" (большинство пиплов являются рабочими) и "буржуазией" (представителями интеллектуального труда). В истории нашей страны это всё уже было – и результаты известны. Система была призвана смягчить эти противоречия12 без политической борьбы, за счёт возможностей движения.13

12 Полностью они, к сожалению, неснимаемы: попытка устранить неравенство в окружающем обществе (а не максимально компенсиовать, смягчить его) начисто уничтожает свободу. Система каждому давала шансы найти себе подходящую социальную нишу. Следует отметить, что не всякий труд рабочего "ниже" интеллектуального труда: как в отношении оплаты, так и по возможности участия в культурной жизни. Всё очень относительно: поэтому тяга к марксистскому, абсолютистскому варианту утопии гибельна для Системы. 13 Глобальное же улучшение общественного строя понималось как задача этого общества в целом (что без развития культуры невозможно). Система была только моделью будущего, проектом более совершенных общественных отошений: и если какой-то идеал оказывался неосуществимым внутри движения здесь-и-сейчас, значит он никогда не мог бы быть осуществлённым. Система занималась социальными экспериментами, но не навязыванием своей Утопии в целом (другими субкультурами заимствовались отдельные элементы, наподобие традиций вписки).

Тот, кто как-то закрепился в обществе, помогал это сделать другим, а тот, кто прошёл некий путь, помогал впоследствии идущим следом. Система не означала принципиальный отказ человека от имеющихся у него возможностей: она означала необходимость помощи менее удачливым и обделённым возможностями. Выбор конкретного образа жизни определялся интересами подобной помощи (осёдлый образ жизни) или духовного развития (кочевой), при том, что возможность помогать другим считалась важнейшей свободой, поддержкой духовного роста.

Впадение в крайности как с одной, так и с другой стороны (люмпенизация или снобизм) одинаково разрушительны для движения. Рост враждебности по отношению к "цивилам", повлекший за собой исчезновение дружественной ауры своих людей, делает невозможным осуществление как духовного поиска (за счёт отсутствия каналов информации) так и духовного творчества (которое не может диктоваться ненавистью). Эта же враждебность подорвала трудовую этику внутри самой Системы, сблизив её с уголовным миром. Иногда вражда приобретает даже привкус ксенофобии, нацизма – что является уже полнейшей, абсолютной деградацией.

2. Вульгарная корпоративность. Забвение идеалов любви приводит к утверждению внутри движения принципа "ты мне – я тебе" (вместо возврата морального долга Системе). Поэтому место традиций взаимопомощи, ориентированных на незнакомых людей, заняли, в лучшем случае, обычные дружеские отношения, личные связи. А чаще попросту в "альтернативной" оболочке воспроизводятся стандарты окружающего общества.

Порыв угас: движение сравнялось по своим параметрам с обычным миром. Почему это произошло? Потому что постройка действительно новых, более гармоничных общественных отношений подразумевает детальное усвоение уже существующих: отталкиванию от традиции – следующему шагу – предшествует реализация этой традиции. Не прошедший в полной мере буржуазной школы, не исчерпавший для себя "цивил" – неизбежно воспроизведёт его под видом "альтернативного образа жизни".

Именно это и происходит сегодня в Системе (пример с карьерой музыканта приводился выше). Системная этика базировалась на простой порядочности. Созданию коммуны должно было предшествовать создание каждым её участником собственного дома. Путешествиям предшествует развитие им навыков труда. Сегодня всё это почти забыто – и движение теряет свою "соль", утрачивает лучшие традиции.

3. Отсутствие ответственности перед другими. Равнодушие и эгоизм стали доминирующим качеством у большинства "системных". Каждый ориентирован на собственную выгоду. Данные кому-то обещания "пиплом" не выполняются, долги почти что никогда не возвращаются,14 а честность и правдивость стали редкостью. Типичный современный "пипл" – это "большой ребёнок" в плохом смысле слова: инфантильный, недоразвитый субъект.

14 Речь не идёт о безвозмездной помощи, при просьбе о которой откровенно говорят о невозможности компенсации. К тому же, в принципе, такая помощь не подразумевает просьб – она должна осуществляться человеком по призыву совести, не по причине внешней "стимуляции". Сегодня появилось множество манипуляторов, расчитывающих на жалость, злоупотребляющих добротой ещё оставшихся в Системе подлинных пиплов.

В нём нет ни капли непосредственности и открытосли, он лжив и изворотлив: его поведение направлено на то, чтоб получить какую-то "ирушку", будь то заботивый друг или желательный партнёр. Потребности других при этом не учитываются. Поэтому, в частности, женщины манипулируют мужчинами, совершенно не ценя их – а мужчины, в свою очередь, сексуально эксплуатируют женщин.

Такая модель отношений бьёт в первую очередь по детям: по этим несчастным изгоям Системы. Рождение ребёнка (связанная с чем ответственность "системными", как правило, не понимается) становится неприятным сюрпризом для "пиплов". Типичным случаем является бросание на произвол судьбы мужчинами своих беременных подруг, или оставление женщинами своих детей на попечение родственниками. В результате они вырастают озлобленными сиротами и пополняют уголовный мир. "Потомственные хиппи" - почти всегда изломанные, с исковерканной психикой, люди.

Это говорит о вырождении движения, празднующего свой "день рождения" в международный День защиты детей. Реальные дети замещаются абстрактным символом, реальная любовь заменяется пустыми декларациями. То же самое относится и к отношениям системных с их родителями.

Далеко не в каждом случае они являются выходцами из неблагополучных семей (в которых антагонизм неизбежен), но практически всегда "пиплами" культивируется подростковый негативизм по отношению к родственникам, какая-то паразитическая установка. Говоря об абстрактной любви (если, конечно, само это слово ещё не забыто) "пиплы" поворачиваются спиной к тем, кто любит их самих, предпочитая ожидать любви и нежности от окружающего общества. Любовь родителей воспринимается как должное, точнее, не воспринимается "пиплом" никак – а неприязнь уличных прохожих вызывает странную обиду.15

15 Недостаток экзистенции и внутреннюю пустоту "пипл" проецирует вовне, на "мёртвое" и "механическе" общество: в то время как проблема состоит в его искусственных, надуманных концепциях. Нехватка жизненности, ощущение своей призрачности, нереальности, побуждает картонных героев Системы провоцировать конфликт с нейтральным окружением, при помощи особых ухищрений делая его действительно враждебным. Одевая провоцирующий, оскорбительный наряд (людей раздражает ложь, нарочитость надписей вроде "I love you" на одежде – в сочетании с высокомерно–презрительным видом) и получая, наконец, ответную реакцию, "пипл" чувствует свою реальность, свою значимость.

3) ИЗВРАЩЕНИЕ СВОБОДЫ

1. Подмена гибких предпочтений жёсткими поведенческими схемами. При размывании идеологии, и появлении табу на её обсуждение, в Системе утвердились крайне мелочные представления о должном поведении. Жизнь полностью регламентирована в несущественных деталях: например, в вопросах, как следует одеваться.

Идиотское цепляние за хайр и фенечки, акцент на внешней атрибутике ради неё самой – вот то, что сегодня считается принципиальным (как будто движение создавали дизайнеры и модельеры). В Системе сегодня ценится асоциальность, стаж пребывания в движении, "прикид".

То есть "пипл" обязан вступать в бесконечные конфликты с обществом, он должен оставаться в движении не смотря ни на что, и ему необходимо одеваться соответствующим образом: при этом всё это считается "свободой". Отклонения от общепринятых шаблонов вызывают у "пиплов" недоумение. Как метко кто-то выразился, "хиппи хотят быть непохожими на всех но, сами при этом – как две капли воды похожи друг на друга". И действительно, набор типажей современных "пиплов" ограничен: можно говорить о нескольких стандартных клонах.

2. Неприятие образованности. Если во времена СССР люди уходили со вторых и третьих курсов институтов в андеграунд16, то только потому, что в нём они могли найти ту информацию, которая была им жизненно необходима. Бросая институт, они активно занимались самообразованием (что в советские времена могло быть предпочтительней). При этом высшее образование было бесплатным, доступным для всех: никогда не поздно было вернуться, или поступить в другой какой-то ВУЗ17, в отличие от наших дней.

16 Система не была расчитана на школьный возраст, и её заметное помолодение (основную массу автостопщиков сегодня составляют, например, старшеклассники и учащиеся ПТУ) тоже отражает вырождение, вульгаризацию движения. Основная масса пиплов советского периода находилась в студенческом возрасте, костяк движения составляли люди 20-24 лет. Приход в движение юного, незрелого человека оказывается для него разрушительным: это дело не его ума и жизненного опыта (исключением могут быть лишь выходцы из социальных низов, беглецы из уголовной среды: у которых нет выбора и которые раньше взрослеют). 17 До 35 лет каждый желающий успевал это сделать.

Но именно сейчас в Системе утвердилось отрицательное отношение к образованию, к "мертвящему академизму" – каждому навязывается отказ от получения диплома (любой, идущий против этой антиинтеллектуальной установки, явственно ощущает на себе моральное давление среды). В результате шансы упускаются, и наступает вынужденная маргинализация: человек не может проявить свои таланты и способности на профессиональном уровне.

Кроме этого, всё больше падает интеллектуальный уровень самой Системы: её представители не обладают ни малейшей интеллектуальной дисциплиной, а поэтому непродуктивно мыслят и не могут быть достаточно критичными. Они перестают быть внутренне свободными: они не могут отличить главное от второстепенного, настоящее от подделки, ложь от правды. В результате, современные "пиплы" становятся жертвами чужих манипуляций.

3. "Протест" вместо выхода из игры. Вступая в постоянную немотивированную конфронтацию с социумом, находясь во власти примитивного бунтарского рефлекса, представители сегодняшней Системы часто тяготеют к экстремизму и дешёвому позёрству. Не обладая пониманием сложнейших политических проблем, они становятся заложниками демагогии и конъюнктуры, разменной картой чьих-то личных интересов. Ставка на протест и возмущение позволяет обрести харизму ограниченным и ничего не представяющим из себя в творческом отношении лидерам.

Известно, что чем больше шума создаёт конкретный человек вокруг своей персоны – тем меньше у него достижений в области искусства, тем менее детально разработана его позиция, тем дальше он отсозерцательной духовности ("пустая бочка" из басни И.А.Крылова).

Борьба же за абстрактную "свободу" (без чёткого понимания целей и знания ненасильственных, достойных, эффективных методов) приводит только к пагубным, непредсказуемым и малообратимым результатам. Понимание её как свободы от чего-то, как негативной оппозиции, сближает Систему с уголовной вольницей.18 В конечном счёте, многие "пиплы" и обнаруживают себя за решёткой из каких-то совершенно мелких, незначительных причин (наподобие употребления "травы"). Так стоит ли ради подобной ерунды и бестолкового протеста "подставляться"?19

18 И разве не показательно, что ориентированные на такую вольницу субъекты лучшую часть жизни проводят за решёткой: их внутренняя ограниченность сгущается в кирпич тюремных стен. Так где же тут "свобода"? 19 Спору нет, есть диссидентская традиция. Но это не является прерогативой именно Системы (диссиденты могут быть своими людьми для движения в мире интеллигенции), и правозащитная деятельность требует наличия хорошей информированности, полной компетентности, серьёзной юридической подготовки, международных связей, и главное – профессионализма. В противном случае она неэффективна и становится каким-то фарсом (из серии "бодался телёнок с дубом").

4. Отрыв тусовки и занятий автостопом от системной традиции в целом. Превращение тусовки в самостоятельный, противостоящий Системе феномен: возникновение в восьмидесятые годы популистского крыла движения (т.н. "вечной пионерии", порождающей со временем олдовых) в девяностые годы увенчалось его доминированием внутри движения. Реформисты (творческая ветвь) не только остались в меньшинстве, но и потеряли влияние на общий поток. Власть в движении захватили олдовые, а то и просто полууголовные элементы (неудачники в мире блатных, среди мягких, миролюбивых пиплов они нашли себе тёплую нишу – здесь они могли, наконец, почувствовать себя "крутыми").

Фактически, движение сегодня состоит из подобных великовозрастных люмпенов и из их подросткового окружения. Серьёзные люди долго не задерживаются в Системе, уходя в (пока ещё не до конца оформившийся) новый андеграунд, оставляя движение на откуп подросткам и всяческим проходимцам. Передача идеологии и традиций прервалась, творческий процесс в Системе почти полностью прекратился.

Немногочисленные героические идеалисты – последние энтузиасты – из последних сил сопротивляются напору тупых и агрессивных заправил движения и толпы запутанных, обманутых подростков (не знающих: что же им, собственно, нужно). Местами общая картина лучше (в дальних регионах) а местами хуже (в крупных городах).20

20 Здесь не имеются в виду ростки принципиально нового движения, пока ещё никак себя не называющего (люди, избегающие затёртых слов "хиппи", "пипл", "Система" и находящиеся в стороне от "неформалов).

Наиболее наглядно это проявляется в эпидемии бессмысленного автостопа, подогреваемой, к тому же, деятельностью известных "лиг". Став одним из главных атрибутов "крутости", километражный спорт нанёс огромный вред движению (не успевшему вовремя от него абстрагироваться). Ведь "лига автостопа", как правило, подразумевает существование обслуживающей её "лиги вписки". На роль последней праздные туристы избрали, конечно, Систему, нещадно эксплуатируя последних оставшихся в движении альтруистов. Флэта были забиты массой автостопщиков, заинтересованных сугубо в личном отдыхе (особенно – за чей-то счёт). Возникла стадная молодёжная мода, с мимикрией под хиппизм, прикрытая цитатами из Керуака и разглагольствованиями о "свободе", но на деле же являющаяся выражением внутренней пустоты.

5. Широкое распространение паразитизма и люмпенизация движения. В Системе полностью разрушена (и так не очень разработанная) трудовая этика. Закономерным образом это ведёт к её растущей криминализации, к сближению с уголовной средой. А из криминального болота нет и не может быть конструктивного выхода: появление этой тенденции неоспоримо свидетельствует о скорой смерти движения – и его окончательном перерождении (опыт американских предшественников показал, что йиппи со временем превращаются в уголовников – или, в лучшем случае, возвращаются к своим буржуазным корням – уже в качестве яппи). Разрушение идеологии сегодня превратило миф в типичный гибельный мираж, в неосуществимую, абстрактную мечту: в болотный огонёк, заводящий путника в трясину.

Движение наполнилось огромной армией "хиппи по нужде"21: когда-то обманувшихся, и заблудившихся в "параллельном мире" андеграунда людей. Они бы и рады вернуться в обычное общество, да сожжены мосты (отсутствует образование, наркотиками иссушен мозг).

21 Здесь не имеются в виду очаявшиеся, пришедшие в остервенение жители депрессивных регионов: самородки, приходящие в Систему, чтоб спастись (как правило, успешно "вылезающие из житейской ямы"); речь идёт о неудачниках движения, бесцельно проводящих в андеграунде долгие годы.

Перечистенные разрушительные тенденции не свёли движение в могилу только потому, что они взаимопротиворечивы. Если бы возобладала какая-то одна из них, Системе бы давно пришёл конец. Пока же миф не окончательно вобрал в себя подобные влияния, пульсация пассионарной активности каким-то чудом продолжается: хотя она слабеет с каждым годом.

Но уже наметился сценарий полного конца: Система устремилась по американскому пути, и вскоре превратится в чисто наркотическую субкультуру, попросту в придаток наркобзнеса. Ведь наркотизм успешно сочетается с любой из разрушительных тенденций: хоть с эскапизмом, хоть с экстремизмом, хоть с уголовщиной, и главное – он тесно связан с денежными отношениями. В условиях капитализма, несомненно, именно наркотики убьют движение как таковое. Если у большинства пиплов будет повреждён их мозг, то никакой миф им не сможет помочь.

ИТОГИ

Система обречена: и причина её неизбежной гибели кроется в неадекватной времени идеологии (запутанной и внутренне противоречивой), в несовершенном мифе. Так как изменить что-то внутри движения уже нельзя, всем здравомыслящим людям придётся покинуть Систему (что уже многие сделали) ради следования её же прежним идеалам. Движение больше не выполняет собственных задач, а, напротив, лишь мешает их реальному осуществлению. Вхождение в этот мутный поток имеет мало смысла для духовно ищущих – и уж совсем бессмысленно для творческих людей.

Система стала достоянием истории: мы можем попытаться проанализировать её идеологию, но возродить – не можем. Целесообразно прекратить мусолить тему хиппи, рок-н-ролла и т.д. Дух давно покинул эти сферы. Опять настало время изначальной неопределённости, время отдельных творческих коллективов и ищущих одиночек. Рано или поздно дух проявится в какоё-то новой форме – и это уже происходит на наших глазах.

В России возникает новое, постмодернистское кино и новая литература. Есть шанс на то, что в этой области ещё возникнет что-то необычное – такое, чего не было на Западе. Ведь наш постмодернизм рождается не из комфорта и сопутствующей ему скуки, а из внешнего и внутреннего хаоса, из подлинной национальной катастрофы (его можно назвать "катастрофическим постмодернизмом").

Излом судьбы, излом характеров, полнейшая российская запущенность, жизнь на обочине прогресса, вне мировой истории – эти трагические обстоятельства являются источником огромной творческой энергии (в сочетании с потоком свежей информации). Что нам ещё осталось, кроме жизненно необходимой духовности – и утешения искусством? Если возможен внутренне духовный, целостный постмодернизм – то он возникнет именно в России (комичная идея о духовном постмодерне сродни идее о духовной роли танцевальной музыки; но рок ведь сделал своё дело: посодействовал увеличению терпимости). Если же это очередная иллюзия, мы всё равно ничего не теряем: так как у нас, кроме чисто духовных возможностей, ничего больше нет. Если кто-нибудь раздумывает, окунуться ли ему сегодня в жизнь Системы – вероятно, стоит отказаться от такого шага (оставшись своим человеком).

Если же кто-то, волею судьбы, сегодня варится в её котле – настало время покидать движение. Для тех, кто всё ещё находит смысл в существовании гуманистического андеграунда, настал момент создания принципиально новой субкультуры. Подобное дело, возможно, по плечу сплочённой группе творческих энтузиастов, при следующих основных условиях:

1) Общение между людьми должно осуществляться на основе какого-то общего дела, при наличии у каждого уже готовых результатов творчества. Первым шагом должен быть индивидуальный, законченный творческий акт, и только при наличии оформленной концепции человеку имеет смысл устанавливать контакты с представителями андеграунда (точнее, они первыми заметят новичка: никто не должен никому навязываться).

2) Движение должно быть крайне динамичным: нужен упор на на непрерывную цепь действий, на процесс (не на структуру) и никто не должен оставаться в нём пассивным, почивать на лаврах. Если движение будет жить деятельным настоящим, то тогда оно станет действительно катализатором творчества, а не приютом "маниловых".

3) Периоды пребывания в гуще общения, в потоке активности, должны чередоваться с периодами самопогружённости и накопления творческих сил. Движение должно свободно "отпускать" своих участников – и "принимать" обратно.

4) Если есть какой-то уровень возможностей и благ, нужно использовать его для пользы остальных – не стоит торопиться становиться маргиналом. Если есть возможность получить образование, то следует использовать её безотлагательно. Необходима трудовая этика: каждый участник движения должен работать.

5) Если в городе каким-то чудом действует Система (в прежнем виде), не следует пренебрегать её традицией. Если новый андеграунд только формируется, то она уже имеет действенные наработки: первым делом следует осмыслить накопленный ею опыт.

6) Имея знание ответов на вопросы: "что", "как", "зачем" и "почему"; имея представление об опыте предшественников, нужно переосмыслить идеологию Системы, и сделать следующий шаг. Если же нет ясного понимания ответов на указанные вопросы, то "не стоит суетиться".

7) Только если "новое" успешно состоялось, следует отбросить "старое". Пока ещё Система остаётся уникальной: если же, поддавшись разочарованию и преисполнившись цинизма, взяться разрушать последние остатки мифа, множество людей останется без шансов на дальнейшее развитие.

8) Новый андеграунд должен, кроме чётко сформулированных, закреплённых на бумаге версий предпочтительной идеологии (и представлений о своём участнике), сохранять принципиально открытый характер. Необходимо поддерживать духовно ищущих и творческих самородков.

9) Новое движение должно совершенно отказаться от внешней атрибутики в пользу создания текстов. Наличие каких-либо определённых внешних символов уводит в сферу кажимостей, создаёт основу для проникновения в движение внутренне чуждых людей, создаёт предпосылки для последующего размывания его идеологии.

10) Направленное на гуманизацию культуры творчество должно остаться главной целью. В какой конкретно форме оно может проявляться – не столь важно.

11) В идеале, движение должно направляться непосредственно идеями – без личного руководства. Так как один человек не способен создать целостную идеологию (он может только предложить отдельные идеи) – его находки должны подвергаться детальной критике, и, после апробации (если был достигнут достойный результат) закрепляться в традиции, абстрагироваться от создателя. С конкретным человеком может случиться всё, что угодно – но это не преуменьшает ценности его находок. Удачные идеи должны сохраняться в любом случае: идеология, как результат (а не проект), должна быть анонимной, шире чьих-то индивидуальных интересов.

12) В идеале, атмосфера движения должна создаваться не конкретными людьми, а воздействием произведений внутренне духовного искусства. Опять таки, не важно, чем закончил тот или иной творец. Если его порыв был подлинным, искренним – результат работы должен сохранять свою ценность для нового андеграунда.

13) Лидерство должно быть только ситуационным: направленным на достижение конкретного общезначимого результата. Однократная акция, для осуществления которой собирается творческий коллектив – после чего он самораспускается – гораздо предпочтительней плановой работы, рискующей превратиться во что-то надуманное и уводящее от изначального смысла, во что-то тормозящее развитие людей. По крайней мере, плановая работа не является прерогативой андеграунда: это стиль работы одиночек-профессионалов.

14) Творческая группа должна формироваться по принципу "СУММА+ОДИН": при наличии серьёзных результатов творчества и его общей концепции, человек предлагает другому (тоже имеющему результаты) сотрудничество на её основе. Если второй человек соглашается, он примыкает и вносит дополнения, коррективы в первоначальную концепцию. После того, как эти люди достигли общего соглашения, они приглашают третьего (обладающего творческими результатами), поработать вместе с ними, опираясь на возникшую концепцию. И только после внесения им новых корректив, и достижения согласия между тремя, в группу приглашается четвёртый.

Процесс повторяется до тех пор, пока группа не почувствует себя созревшей для работы над конкретной поставленной целью (которой может быть, например, издание альманаха). Оптимальное количество участников – 3, 5, 7 человек. Итак, никто не должен приниматься в группу "скопом", без адаптации каждого нового члена к общей идейной платформе, и без внесения им жизненно необходимых корректив. Решение о приглашении нового человека к участию в творческом проекте должно приниматься, как в коммуне, лишь единогласно; решение же об его отстранении от работы – большинством, при анонимном голосовании (и параллельно должен ставится вопрос об отстранении того, кто хочет исключить конкретного участника). При этом следует учитывать, что группа – только средство, и происходящее в ней не является событием вселенского масштаба. Нельзя допускать перехода на личности (обсуждаются только концепции) и враждебного, ревнивого отношения к другим подобным группам.

Выход, переход, двойная принадлежность, создание новой группы должны всячески приветствоваться, а деятельность других групп – дружески поддерживаться (как рекомендуется М.Б. Кордонским, В.И. Ланцбергом). После достижения поставленной задачи группа обязательно должна самораспускаться, чтоб процесс повторился с начала (желательно создание хотя бы двух подобных новых групп).

15) Концепция творческой группы и её практический опыт должны закрепляться в тексте, равно как и её версия понимания идеологии движения в целом. Это может реализоваться в самиздате. Например, активизировать создание концепций можно путём организации чтения рефератов (что уже имело место в коммунитарном опыте Владивостока). Стремящиеся расширять свой кругозор гуманитарии объединяются в сообщество, для интенсивного обмена информацией: при этом каждый "сжимает", конспектирует определённую часть информации (что очень важно в условиях информационного взрыва, и дефицита времени на чтение).

Каждый становится для других консультантом в какой-либо области – рекомендует им те или иные источники, делится с ними "концентратом", квинтэссенцией полученных им знаний. Условием вхождения в подобный круг является устное сообщение. Каждое собрание проходит по следующему сценарию: сначала идут доклады по написанным статьям, потом просто сообщения (после каждого выступления все, по кругу, высказывают своё мнение – и, наконец, задают вопросы докладчику). В конце – свободное общение.

Итак, человек, написавший обзорную статью (опираясь на какие-то источники) зачитывает на собрании доклад. Если же он сформулировал какую-то концепцию - то может предложить другому докладчику (с готовой статьёй) объединиться для выпуска самиздатского номера: и проведения итогового, тематического семинара (на который приглашаются все желающие). Их обзорные статьи являются уже каким-то ощутимым минимумом: основой для простейшего журнала.Когда (вышеописанным путём) уже сформировалась группа – она, в своём кругу, проводит несколько собраний: на которых участники выступают с собственными, авторскими статьями.

Именно они становятся главным содержанием самиздатского выпуска. Когда они написаны, зачитаны, и встретили в кругу участников проекта критику – их окончательный, отредактированный вариант входит в состав номера. В идеале же, номер открывает некий коллективный (анонимный: имеющий только название, и указание на время, место написания) манифест, в котором резюмируются концептуальные, и, главное – организационные находки данного проекта (или подобный документ, доставшийся в наследство от предшественников).

В таких абстрагированных от личностей манифестах (при желании развитие идей, конечно, можно будет проследить по авторским статьям – но это непринципиально для движения) может конденсироваться наиболее жизнеспособная идеология, и может закрепляться эффективно действующая традиция. Работающие идеи сохранятся и будут подхвачены. Пустые прожекты забудутся. И такой процесс развития идеологии и совершенствования традиции не будет требовать участия в нём лидеров: к тому же, утвердится множество возможных версий.

Можно будет выбирать ту, что пришлась по душе. А если кто-то будет декларировать свою приверженность тому или иному манифесту (или предлагать какой-то новый) – сразу станет ясно, что именно всё это значит. Итак, структура номера может быть следующей: анонимный манифест, авторские концептуальные статьи, обзорные статьи; и, наконец, всё остальное (хроника собраний, новости движения, рецензии, эссе, рассказы и стихи – то, что соответствует концепции, и связано с тематикой данного выпуска).

После того, как журнал презентируется на открытом собрании, после того, как проведён семинар – коллектив самораспускается (даёт начало новым группам). Если процесс снова инспирирует тот человек, который положил начало первой группе, за ней может оставаться прежнее название (это будет второй номер самиздатского журнала). Если же концепция изменена, или если кто-то инспирирует новый проект – название тоже должно быть другим. Могут сосуществовать журналы, имеющие продолжение, и единичные альманахи, в которые будут входить только самые лучшие материалы (формирование идеологии).

Изредка могут формироваться сборники анонимных манифестов (формирование традиции). Тем самым будет заложена интеллектуальная основа нового движения. И только после этого (когда все тёмные вопросы прояснятся) можно будет делать шаг навстречу мифу: он не будет шагом в пустоту. Тогда, возможно, актуальным станет творческий порыв и прежняя дистанция от общества.

16) Новое движение должно быть светским, неполитическим (принципиально ненасильственным), не претендующим на реализацию единственно правильного образа жизни, децентрализованным (неформальным) и абсолютно отрицающим наркотики и криминал.

17) Должно быть достигнуто двуязычие: одинаково свободное владение как русским, так и английским языками.

ОТ АВТОРА

Этот текст должен подвергнуться критике – и он будет, конечно же, раскритикован. В нём много вынужденных повторений, слишком вольных обобщений; много двусмысленных, а то и попросту банальных фраз. Задача критиков, возможно, в том и состоит, чтобы они-то написали, наконец, серьёзную, систематическую, целостную, более понятную работу о Системе.

Когда же, в самом деле, появится подобный текст? И почему системные пиплы предоставляют дело изучения движения лишь журналистам, социологам и психиатрам? Читателю предоставляется свобода для любых интерпретаций Саги: это метафорический, художественный текст. Меня же самого Система больше не интересует – гораздо интереснее жизнь нового, никак ещё не названного, андеграунда. ВСЕГО ВАМ ДОБРОГО! Декабрь 1999г.

" – Как? Вы уверены в том, что сами пишете? Не измените ли Вы всё вновь, не уклонитесь ли от наших вопросов, заявив при этом, что все возражения направлены вовсе не на то, о чём Вы говорите? Готовы ли Вы повторить, что никогда не были тем, за кого Вас принимают? Вы уже заготовили себе лазейку в следующую книгу, Вы намерены выкрутится и посмеяться над нами, как сейчас: "Нет-нет, я вовсе не там, где меня подстерегают, а здесь; вот отсюда я, улыбаясь, гляжу на Вас". – Неужели Вы думаете, что я затратил бы столько труда и так бы упорствовал, склонив голову, в решении своей задачи, если бы не заготовил неуверенной дрожащей рукой лабиринт, по которому смог бы путешествовать, располагая свои посылки, открывая тайники, уходя всё глубже и глубже в поисках тех вех, которые бы сократили и изменили маршрут, – лабиринт, где я мог бы потерять себя, и предстать перед глазами, которые уже больше никогда не встречую Без сомнения, не я один пишу затем, чтобы не открыватьсобственное лицо. Не спрашивайте меня, что я есть, и не просите остаться всё тем же: оставьте это нашим чиновникам и нашей полиции – пусть себе они проверяют, в порядке ли наши документы. Но пусть они не трогают нас, когда мы пишем." Мишель Фуко ("Археология знания").

С автором можно связаться по адресу:
690037, Россия, Приморский край, Владивосток – 37,
Балакиреву Евгению Валериевичу, до востребования.