19.06.2006
Владимир ПОПОВ
профессор Российской экономической школы
ПАРАДОКСЫ ДЕМОГРАФИИ
ПОЧЕМУ РОССИЯ СТИМУЛИРУЕТ РОЖДАЕМОСТЬ, А КИТАЙ ЕЕ ОГРАНИЧИВАЕТ?
Кажется, что ответ лежит на поверхности: Китай перенаселен, а России не хватает людей для освоения своей огромной территории. На самом деле ни первое, ни второе утверждение не очевидно. Плотность населения в Индии почти в 3 раза выше, чем в Китае, в Бангладеш – в 7 раз, в Южной Корее – в 3,5 раза выше, но эти страны не ограничивают рождаемость, как Китай.
С другой стороны, плотность населения в Австралии и Канаде в 3 раза ниже, чем в России, однако вопрос о способности контролировать национальную территорию там не стоит. Да и в самой России всего 25 лет назад численность населения была ниже сегодняшних 143 млн человек, но никому и в голову не приходило, что страна не имеет достаточно населения, чтобы удержать территорию.
Скорее наоборот, низкая плотность населения, или, говоря иначе, большая территория в расчете на одного жителя и сопряженная с этим высокая удельная наделенность ресурсами – сельхозугодьями, полезными ископаемыми и т.п., – это преимущество, а не недостаток. Это стартовый капитал, который многие страны хотели бы иметь, но не имеют. Издержки, конечно, тоже есть (в виде, скажем, больших транспортных расходов), но они несопоставимы с выгодами.
Не менее важен и динамический аспект проблемы – страны с высокими темпами роста населения проигрывают в том, что касается темпов роста производительности и ВВП на душу. Это одна из самых устойчивых и хорошо изученных экономистами зависимостей.
В модели Солоу, разбираемой в начальном курсе макроэкономики, инвестиции делятся на две части: одна идет на возмещение выбытия основного капитала и создание новых рабочих мест (для поддержания неизменной капиталовооруженности – объема капитала на одного занятого), а другая – на повышение капиталовооруженности, которая, собственно, и ведет к росту производительности труда.
Если население растет быстро, то приходится все инвестиции направлять на создание новых рабочих мест, а на повышение капиталовооруженности (технической оснащенности каждого рабочего места) инвестиций уже не остается.
Эти рассуждения верны в отношении не только физического капитала, но и человеческого – накопленных знаний, образования, трудовых навыков, овеществленных в самом работнике. Если темпы роста населения высоки, то доля затрат на воспитание и образование детей в ВВП высока, так что на повышение уровня образования всего населения (что позволило бы поднять производительность труда) средств уже не остается.
Так было до XVI в. при так называемом мальтузианском режиме роста – прогресс технологии вел к росту реальных доходов, который в свою очередь вызывал сокращение смертности и повышение темпов роста населения, «съедавшее» весь рост инвестиций и ВВП из-за прогресса технологии.
До XVI в. даже в западных странах практически не было роста ВВП на душу населения – в средневековой Европе он был почти таким же, как и в Древнем Египте или в доконфуцианском Китае. Из этой «ловушки роста» мир (точнее, страны, называемые теперь западными) смог вырваться только пять столетий назад. А некоторые государства (многие африканские, Бангладеш, Афганистан) не могут вырваться и по сей день: ВВП на душу населения в них сейчас не намного выше, чем и 500, и даже 5000 лет назад.
Отрицательная зависимость между темпами роста населения и темпами роста подушевого ВВП просматривается для всех стран и для любых периодов, насколько хватает статистического горизонта. Исключения здесь только подтверждают правило: сохранять высокие темпы роста подушевого ВВП, несмотря на приличные темпы роста населения, могли только страны с очень большой долей инвестиций в ВВП – «азиатские тигры» и их близкие «родственники» – Гонконг, Китай, Южная Корея, Малайзия, Сингапур, Таиланд. В этих странах доля инвестиций в ВВП превышала 30% против 20% в России сегодня, так что хватало и на создание новых рабочих мест, и на повышение капиталовооруженности, влекущее за собой рост производительности труда.
Именно поэтому Китай вот уже почти три десятилетия ограничивает темпы роста населения с помощью политики «один ребенок в семье», признанной успешной во всем мире. Темпы роста китайского населения снизились с 2,7% в конце 1960-х – начале 1970-х гг. до нынешних 0,6%, а реальные доходы людей растут в последние три десятилетия на 7 – 8% в год. Продолжительность жизни сегодня в Китае – 73 года (в России и Индии – 65 лет).
В РОССИИ НЕТ ДЕМОГРАФИЧЕСКОГО КРИЗИСА. ЕСТЬ КРИЗИС СМЕРТНОСТИ
 |
Население России на середину 2006 г. составляло уже менее 143 млн человек. Напомним, что Советский Союз был когда-то на третьем месте в мире по численности населения после Китая и Индии, а теперь мы занимаем лишь восьмое. Причем через пару десятилетий при сохранении существующих тенденций Россия пропустит вперед не только Нигерию, Мексику, Филиппины и Вьетнам, но, возможно, и Египет, Эфиопию, Турцию, Иран, Таиланд (рис. 1). Однако и во многих западных странах численность населения не растет или растет очень медленно, но это если и вызывает беспокойство, то только из-за изменения возрастной структуры населения (старение), а не из-за абсолютной нехватки числа жителей. России, напротив, старение не грозит из-за очень высокой смертности, но мы почему-то более всего озабочены не уровнем смертности, а именно абсолютным сокращением населения. На самом же деле, если бы российское население не сокращалось в последние 15 лет, то повышать уровень жизни народа было бы гораздо сложнее. Инвестиций, составляющих сейчас всего четверть от уровня предкризисного 1989 г., просто не хватило бы для поддержания уровня основного капитала в расчете на одного занятого. Это привело бы к падению производительности труда и снижению уровня жизни. Поэтому главная демографическая беда сегодня – не низкая рождаемость и не отрицательные темпы роста населения, а исключительно высокая смертность. Именно она является оборотной стороной низкой продолжительности жизни, которая ценна сама по себе, вне зависимости от того, хорошо это для экономики или плохо. Но и для экономики снижение смертности лучше, чем повышение рождаемости. Ведь при снижении смертности население увеличивается в основном за счет уже образованных специалистов, не умирающих преждевременно, так что фактически продлевается «срок службы» человеческого капитала, тогда как при повышении рождаемости национальная экономика не получает ничего, кроме необходимости тратить больше на образование (в первые 20 лет) и на создание новых рабочих мест. |
Особенно в России, где в 1990-е гг. самое резкое увеличение смертности произошло среди трудоспособного населения, главным образом 40–50-летних мужчин.
Если и надо из каких-то высших соображений увеличивать российское население, для чего правительство выделяет определенную сумму, то любой экономист скажет вам, что наибольшая чисто хозяйственная отдача от этих средств будет достигнута, если пустить их на снижение смертности трудоспособного населения или на привлечение квалифицированных мигрантов, а не на повышение рождаемости (однако власти, взращивающей фашизм (движение против нелегальной эмиграции и прочие лысые товарищи), уничтожающей социнфраструктуру страны и на три года выделяющей самой себе в личное пользование гигантские средства, почему-то называемые "материнским капиталом", не нужно увеличения народонаселения; существующая власть нуждается именно в снижении численности населения и она несомненно этого добьётся - прим. hippy.ru).
ПОЧЕМУ СМЕРТНОСТЬ ТАК ВЫСОКА
Сегодня в мире нет ни одной страны с ВВП на душу населения на уровне российского и такой высокой смертностью. Напротив, есть множество более бедных, чем Россия, стран с более высокой продолжительностью жизни – от Кубы (77 лет) до Сирии (70 лет). Чтобы найти такую высокую смертность, как сейчас (1,6%) в советской истории, придется удалиться от сегодняшнего дня без малого на полвека. За 1941–49 гг. данные отсутствуют, но достоверно известно, что в 1940 г. смертность была выше, чем сейчас.
Однако уже в начале 1950-х смертность была не просто ниже, а почти вдвое ниже, чем сегодня – даже при существовании сталинских лагерей и повышенной смертности от военных ранений.
Эксперты пока еще спорят, чем вызвано гигантское – на 60% – повышение смертности в России всего за шесть лет (1989–1995 гг.)
Оно наблюдалось практически во всех переходных экономиках (за исключением Китая и Вьетнама), в том числе и в странах Восточной Европы, хоть и не в таких масштабах, как в странах СНГ и России. Называют такие причины: это эхо антиалкогольной кампании второй половины 1980-х гг. (в 1990-е гг. умерли те, кому в конце 1980-х спасли жизнь, принудительно заставив пить меньше); сокращение реальных доходов и рост социального неравенства в начале 90-х, приведшие к ухудшению питания большинства россиян; ухудшение системы здравоохранения; рост потребления алкоголя и табачных изделий; загрязнение окружающей среды; рост смертности от убийств, самоубийств и несчастных случаев.
Вряд ли кто-то будет отрицать, что все перечисленные факторы сыграли определенную роль, но, похоже, полностью объяснить катастрофический рост смертности в нашей стране они не могут.
Во-первых, негативное «эхо» антиалкогольной кампании в 90-е оказывается в несколько раз больше позитивного первоначального эффекта от снижения потребления алкоголя в конце 80-х.
Во-вторых, ухудшение системы здравоохранения, рост потребления алкоголя и табака, загрязнения среды, ухудшения питания должны были привести к увеличению смертности с определенным лагом, а оно наступило практически сразу.
В-третьих, изменение структуры питания – в сторону увеличения потребления хлеба, макаронных изделий, картофеля, овощей за счет снижения потребления мясо-молочных продуктов не может объяснить роста смертности от сердечно-сосудистых заболеваний, а это главный фактор прироста смертности.
В-четвертых, потребление алкоголя в 1980 г., по официальным данным, было выше, чем в 2005-м, хотя смертность была вдвое ниже (рис. 2 - отсутсвует в орининале -прим.hippy.ru).
В-пятых, статистика потребления алкоголя в 1990-е гг. не очень надежна – рост потребления в большой степени, видимо, отражает улучшение статистического учета (сокращение нелегального импорта и подпольного производства).
Наконец, в-шестых, экологическая обстановка во многих городах в начале 90-х улучшилась из-за падения производства на 40% в 1989–96 гг.
Альтернативное объяснение состоит в указании на факторы стресса из-за перехода к рыночной экономике: рост безработицы, текучесть рабочей силы (увольнения и наймы), миграция, разводы, социальное неравенство.
В работе «Кризис смертности в переходных экономиках» под редакцией А. Корнии и Р. Паниччии показано, что рост смертности в странах СНГ и Восточной Европы и по регионам России хорошо коррелирует с индексом стресса, составленным из пяти вышеназванных показателей.
Эта теория хорошо согласуется с тем фактом, что главный прирост смертности произошел как раз из-за сердечно-сосудистых заболеваний у мужчин: стресс, как известно, вызывает именно такие заболевания, а мужчины справляются со стрессом хуже, чем женщины.
СНИЗИТЬ СМЕРТНОСТЬ ИЛИ ПОДНЯТЬ РОЖДАЕМОСТЬ?
Не разобравшись с причинами высокой смертности, трудно сказать, каковы наиболее эффективные пути ее снижения. Возможно, ограниченные средства надо направить на улучшение системы социальной защиты и переподготовки кадров, чтобы снизить стресс, связанный с безработицей, частыми поисками работы и неуверенностью в завтрашнем дне.
Или на борьбу с алкоголизмом и на восстановление разрушенной системы здравоохранения. Скажем, операций аорто-коронарного шунтирования, продляющих жизнь как минимум на несколько лет, в США ежегодно совершается около полумиллиона, а в России всего несколько сот. Консервативная оценка стоимости такой операции – 20 тыс. долл., так что 100–200 тыс. таких операций, которые, по оценкам, нужно делать в России по медицинским показаниям, обойдутся в 2–4 млрд долл.
Однако не исключено, что вложения в массовый спорт и сплошные диспансеризации более эффективны, чем увеличение числа дорогостоящих медицинских операций. Но с этим, похоже, и на Западе еще окончательно не определились.
Как бы там ни было, меры по снижению смертности требуют повышения эффективности государственных институтов – и социальной защиты, и системы здравоохранения, – а не прямых трансфертов населению. Сделать это, конечно, гораздо сложнее, чем просто передать деньги родителям, повышающим рождаемость. Известно, что часто случается при выделении денег чиновникам: половина из них может «потеряться» по пути в больницу. Так что мотив действия власти, решившейся на стимулирование рождаемости через прямые выплаты мамам, в принципе, можно понять (вот только трехлетний срок ожидания этих денег понять никак невозможно (да, интересно, какие идиоты будут рожать детей за деньги?), что касается дотаций в принципе, то, может, кому-то платят, а мне, редактору этого сайта, государство ежемесячно перечисляет на сберкнижку 150 рублей для годовалого малыша (это еще что, раньше 70 рублей перечисляли); правда, нам обломилась тысяча баксов от Москвы за роды, но мы ровно столько же на роды потратили, а на памперсы уже ушло несколько тысяч долларов; спасибо, родина - прим. hippy.ru).
У нас и с другими общественными благами так происходит – в последние пять лет рост поступлений от резко вздорожавших нефти и газа почти полностью трансформируется в рост реальных доходов населения, а кардинального увеличения госрасходов на правопорядок, образование, здравоохранение, инфраструктуру так и не видно.
Однако именно способность, вернее, неспособность, государства предоставлять эти общественные блага и является сегодня самым узким местом в российской экономике и социальной жизни. В результате деньги идут не на укрепление госинститутов, которые привели бы к снижению смертности населения, а на увеличение числа новорожденных, обреченных на короткую жизнь в коррумпированной, плохо образованной и нездоровой стране с разваливающейся инфраструктурой и высокой преступностью.
Курьёзы реанимированного сталинизма
В рамках реализации национального проекта «Демография» депутаты Госдумы решили восстановить звание «Мать-героиня»...
